Грозовой перевал

– Постойте, мисс Кэтрин, душа моя! – прервала я ее. – Не буду вас ругать, но ваше поведение мне совсем не по нраву. Если бы вы помнили, что Гэртон такой же вам кузен, как мастер Хитклиф, вы почувствовали бы, как некрасиво себя повели. По крайней мере, его желание стать таким же образованным, как Линтон, достойно всяческих похвал, и, возможно, он выучился читать не только для того, чтобы похвастаться. Я не сомневаюсь, что когда-то вы заставили его устыдиться своего невежества, и он захотел исправиться и сделать вам приятное. Потешаться над его не самой удачной попыткой значит быть дурно воспитанной. А если бы вы росли так, как он, разве вы не превратились бы в такую же деревенщину? В детстве он был шустрый и сообразительный не хуже вашего, и мне больно видеть, как вы его презираете только потому, что этот подлый Хитклиф так несправедливо с ним обошелся.

– Ну, Эллен, ты же не будешь из-за него плакать? – воскликнула она, удивленная моим искренним сочувствием. – Но погоди, и ты услышишь, выучил ли он буквы, чтобы сделать мне приятное, и стоило ли мне быть вежливой с этаким грубияном. Я вошла. Линтон лежал на скамье и, увидев меня, привстал, чтобы поздороваться.

– Сегодня мне плохо, Кэтрин, любовь моя, – сказал он. – Поэтому говорить будешь ты, а я слушать. Иди сюда, сядь рядом. Я был уверен, что ты сдержишь слово, и сегодня до твоего ухода я снова возьму с тебя обещание прийти завтра.

Теперь я понимала, что раз он болен, шутить с ним нельзя, и я говорила ласково, не задавала вопросов, всячески избегала раздражающих тем. С собой я принесла несколько замечательных книг. Он попросил немного почитать из одной, и я уже готова была начать, как в комнату, распахнув дверь, ворвался Эрншо, злой после нашей встречи. Он подбежал прямо к нам, схватил Линтона за руку и сдернул со скамьи.

– Пошел прочь в свою комнату! – закричал он с раскрасневшимся от ярости лицом, еле выговаривая слова из-за охватившей его ненависти. – И ее забери, коль она твоя гостья. По-вашему, я здеся лишний? Нет уж! Обои убирайтесь!

Он стал бранить нас и даже не дал Линтону ответить – так и вытолкнул его на кухню. Когда я кинулась за кузеном, Эрншо сжал кулак, явно желая меня прибить. На секунду я испугалась, и одна книжка выпала у меня из рук. Он пнул ее ногой нам вслед и захлопнул дверь. И тут от очага послышался ехидный, крякающий смех, и, повернувшись, я увидела этого отвратительного Джозефа – он стоял, трясясь и потирая свои костлявые руки.

– Так я и знал, что он вас вышибет оттудова! Парень что надо! Духом крепок! Он-то понимает, кому здесь быть хозяином! Хе-хе-хе! Прогнал вас взашей – и правильно! Хе-хе-хе!

– Куда же нам идти? – спросила я Линтона, не обращая внимания на издевательства гнусного старикашки.

Линтон стал белый как полотно и весь дрожал. Теперь он уже не казался мне таким хорошеньким, Эллен, совсем нет! Я даже испугалась, потому что его огромные глаза на худеньком личике горели исступленной, бессильной яростью. Он схватился за дверную ручку и стал ее трясти, да только дверь была заперта снаружи.

– Если не откроешь, я тебя убью! Если не откроешь, я тебя убью! – Он прямо-таки визжал, а не говорил. – Черт! Черт! Я убью тебя! Убью!

Джозеф снова засмеялся своим каркающим смехом:

– Ну чисто папаша! Чисто папаша! В нас всегда есть чтой-то от обоих. Не смотри, что он тут ломится, дружок мой Гэртон, и не бойся. Ему тебя нипочем не достать!

Я взяла Линтона за руки и попыталась оторвать его от двери, но он так жутко завизжал, что я отступилась. Наконец его крик перешел в страшный припадок: он закашлялся, изо рта хлынула кровь, и он упал на пол. Я выбежала во двор, чувствуя от ужаса дурноту, и стала во весь голос звать Зиллу. Вскоре она меня услышала: она доила коров в хлеву за амбаром и, когда бежала ко мне, бросив работу, все спрашивала, что ей надо делать. Но у меня не хватило духу рассказать ей о случившемся. Я втащила Зиллу за собой на кухню и стала искать глазами Линтона. Оказалось, что Эрншо пришел посмотреть на несчастье, которому был причиною, и в ту минуту как раз поднимал бедняжку Линтона наверх, в его комнату. Мы с Зиллой стали подниматься следом, но на верхней площадке Эрншо меня остановил, сказав, что дальше мне идти не надо, а надо домой. Я воскликнула, что он убил Линтона и что я непременно войду. Но Джозеф запер дверь на ключ и объявил, что я «ничиво такова» не сделаю, и спросил, может, я «тоже с придурью»? Я стояла и плакала, покуда не появилась служанка. Она уверила меня, что Линтону скоро станет лучше, но шум и крики ему только мешают, поэтому она взяла меня за руку и почти силком отвела в «дом».