Грозовой перевал

Эллен, я готова была рвать на себе волосы. Я так рыдала, что глаза мои почти ослепли, а негодяй, которого ты так жалеешь, встал передо мною и имел наглость успокаивать меня, то и дело твердя: «Тише, тише!» – и отрицал, что это он во всем виноват. Наконец я нагнала на него страху, уверив, что расскажу об этом деле батюшке, что его посадят в тюрьму, а потом повесят. Тогда он сам начал всхлипывать и поспешил уйти, чтобы скрыть свое трусливое волнение. Но все-таки он от меня не отстал. Когда в конце концов мне пришлось покинуть «Грозовой перевал» и я отъехала ярдов на сто от фермы, Эрншо вдруг выступил из тени на дороге и, схватив Минни под уздцы, остановил меня.

– Мисс Кэтрин, я очинно печалюся, – начал он. – Уж как-то больно нехорошо…

Я до крови ударила его хлыстом и подумала, что теперь, наверное, он меня точно убьет. Эрншо отпустил Минни, обрушив на мою голову одно из своих ужасных проклятий, и я помчалась домой, почти ничего не соображая.

В тот вечер я не зашла к тебе пожелать спокойной ночи, а на следующий не поехала в «Грозовой перевал». Мне очень хотелось это сделать, но я была в таком странном возбуждении: то боялась услышать, что Линтон умер, то дрожала от мысли, что придется встретиться с Гэртоном. На третий день я собрала все свое мужество и вновь потихоньку убежала из дома – не было сил более пребывать в неведении. Я вышла в пять часов и отправилась пешком, предполагая, что мне удастся проскользнуть в дом и сразу же незамеченной подняться к Линтону. Но меня выдали собаки. Навстречу вышла Зилла и, сказав, что «паренек поправляется как надо», провела в небольшую аккуратно прибранную комнату с ковром на полу, где, к моей невыразимой радости, я увидела Линтона. Он лежал на маленьком диванчике и читал одну из моих книг. Но он целый час не сказал мне ни слова и даже не посмотрел в мою сторону, Эллен! Такой уж у него несчастный характер. Но меня окончательно сразило то, что, когда он все-таки открыл рот и заговорил, оказалось, что в случившемся скандале виновата я, а Гэртон вовсе ни при чем! На такую ложь я не нашлась бы, что сказать без возмущения, поэтому просто встала и пошла к двери. Он слабо позвал: «Кэтрин!» Не ожидал такого поворота. Но я не вернулась. На следующий день я опять осталась дома, почти решившись более с ним не видеться. Однако я чувствовала себя такой несчастной, когда ложилась спать и вставала, ничего не зная о нем, что мое намерение растаяло само собой, не успев обрести твердость. И если раньше мне казалось, что дурно туда ехать, то теперь я чувствовала, что дурно не ехать. Пришел Майкл и спросил, седлать ли Минни, я сказала «да» и, скача по холмам, убеждала себя, что делаю это из чувства долга. Мне пришлось проехать мимо окон, чтобы попасть во двор, так что скрывать свое присутствие не имело смысла.

– Молодой хозяин в «доме», – сказала Зилла, увидев, что я направляюсь в комнату Линтона.

Я вошла. Там был и Гэртон, но сразу же удалился. Линтон сидел в полудреме в огромном кресле. Подойдя к огню, я заговорила серьезным голосом и даже отчасти верила в то, что говорю:

– Раз я тебе не нравлюсь, Линтон, и ты думаешь, что я прихожу нарочно, чтобы нанести вред твоему здоровью, и делаешь вид, будто я всякий раз только так и поступаю, значит, это наше последнее свидание. Давай простимся. И скажи мистеру Хитклифу, что ты не желаешь меня больше видеть, чтобы он не придумывал всякие небылицы.

– Сядь и сними шляпу, Кэтрин, – ответил он. – Ты намного счастливее меня, а потому должна быть лучше. Отец столько пеняет мне на мои недостатки и выказывает такое презрение, что мне приходится постоянно в себе сомневаться – это же естественно. И я думаю, неужели я правда такой никчемный, как он частенько говорит, и тогда меня наполняют злость и горечь и я ненавижу всех вокруг! Да, я никудышный, и характер у меня скверный, и настроение почти всегда унылое, так что, если хочешь, распрощайся со мной – избавишься от столь прискорбного знакомства. Только, Кэтрин, отнесись ко мне справедливо: будь я таким же счастливым и здоровым, как ты, я охотно и даже с удовольствием тоже сделался бы милым, добрым и хорошим. Поверь, что твоя доброта заставила меня полюбить тебя еще сильнее, хотя, быть может, я недостоин твоей любви. Я не мог и не могу сдерживать свой дурной нрав, но я сожалею об этом и раскаиваюсь. И буду сожалеть и раскаиваться, пока не умру!

Я почувствовала, что он говорит правду и что надо его простить. А если он сразу же начнет мне перечить, то мне снова придется его простить. Мы помирились, но оба расплакались и плакали все время, пока я была у них – и не только от огорчения, хотя мне действительно было жаль, что у Линтона такой исковерканный нрав. Его друзьям никогда не будет с ним легко, да и ему самому никогда не будет легко. С того вечера я все время приходила в его маленькую комнатку, потому что на следующий день воротился его отец.