Грозовой перевал

Через две минуты все кончилось. Он отпустил Кэтрин, и она неуверенно прижала обе руки к вискам, словно проверяя, на месте ли у нее уши. Бедняжка дрожала, как камыш на ветру, и прислонилась к столу в полном недоумении.

– Видишь, я умею наказывать непослушных детей, – мрачно сказал негодяй, наклонившись и вновь забрав упавший на пол ключ. – Теперь пойди к Линтону и плачь сколько хочешь. Завтра я стану твоим отцом – единственным отцом, который через несколько дней у тебя останется, – так что ты свое получишь. Но ты ведь готова многое снести, ты не из трусливых. А потому я буду потчевать тебя ежедневно, ежели еще хоть раз замечу в твоих глазах эту дьявольскую спесь!

Кэти подбежала не к Линтону, а ко мне. Она присела на пол рядом и, положив голову горящей щекой мне на колени, расплакалась во весь голос. Ее кузен забился в угол скамьи, притихший, как мышь, полагаю, радуясь, что наказание досталось не ему. А мистер Хитклиф, считая, что никто из нас больше не станет ему перечить, встал и спешно сам заварил чай. Чашки и блюдца уже были расставлены на столе. Он разлил чай и протянул мне чашку.

– Залей-ка хандру, – сказал он. – И поухаживай за своей непослушной подопечной, да и за моим, кстати, тоже. Чай не отравлен, хоть заваривал его я. Пойду разыщу ваших лошадей.

Первой нашей мыслью после его ухода было взломать замок какой-нибудь двери и убежать. Мы попытались открыть дверь, ведущую из кухни во двор, но она была заперта на засов снаружи. Посмотрели на окна – те оказались слишком узкими – даже малышка Кэти не смогла бы в них пролезть.

– Мастер Линтон, – вскричала я, поняв, что мы превратились в настоящих пленников, – вы знаете, что задумал этот дьявол, ваш отец, и должны нам рассказать. Иначе я надеру вам уши, как только что он поступил с вашей кузиной.

– Да, Линтон, ты должен нам все рассказать, – подхватила Кэтрин. – Я пришла сюда ради тебя, и, если ты откажешься, это будет черной неблагодарностью.

– Дайте мне чаю… я хочу пить… потом я скажу. Миссис Дин, отойдите. Мне не нравится, когда вы стоите надо мною. Послушай, Кэтрин, твои слезы капают мне в чай. Я это пить не буду. Дайте мне другую чашку.

Кэтрин подтолкнула к нему другую чашку и обтерла лицо. Отвратительно было наблюдать, с каким хладнокровием вел себя маленький негодник, когда перестал за себя трястись. Стоило ему войти в свой дом, как страдания, которым он предавался на пустоши, сразу утихли, и мне стало ясно, что он страшился ужасного отцовского гнева, если не заманит нас в «Грозовой перевал», а раз уж дело было сделано, ему в ближайшее время ничего не грозило.

– Папа хочет, чтобы мы поженились, – сказал он, отпив из чашки. – Он знает, что твой отец не позволит нам жениться сейчас, и боится, что, если придется ждать, я умру. Поэтому мы заключим брак завтра утром, а ты на всю ночь останешься здесь. Если сделаешь, как он хочет, то на другой день вернешься домой и меня заберешь с собою.

– Забрать тебя с собою, жалкий перевертыш! – воскликнула я. – Тебе – жениться! Да он просто спятил, твой отец, или решил, что мы тут все до одного безумцы? И ты думаешь, что эта юная леди, эта здоровая и крепкая красавица свяжет свою жизнь с тобой – эдакой маленькой, полуживой обезьянкой? Неужели ты лелеешь надежду, что хоть какая-нибудь барышня, не то что Кэтрин Линтон, захочет взять тебя в мужья? Высечь бы тебя за то, что заманил нас сюда своим притворным хныканьем и воем. И нечего смотреть на меня с дурацким видом! У меня руки чешутся встряхнуть тебя как следует за подлое предательство и глупейшее самомнение.

И я взаправду тряхнула его легонько, но он тут же раскашлялся и принялся за свое любимое дело – стонать и плакать, так что даже Кэтрин мне попеняла.

– Остаться на всю ночь? Нет, – сказала она, медленно оглядываясь вокруг. – Эллен, я подожгу эту дверь, но выберусь отсюда.

И она готова была, не медля ни минуты, взяться за исполнение этой угрозы, но Линтон встрепенулся, испугавшись за свою драгоценную персону, обхватил ее хилыми ручонками и захныкал:

– Неужели ты не выйдешь за меня и не спасешь? Не дашь мне перебраться в «Дрозды»? О, милая Кэтрин, ты не можешь уйти! Ты должна послушаться отца! Должна!

– Я должна слушаться своего отца, – отвечала Кэтрин, – и избавить его от томительного ожидания. Целую ночь! Что он подумает? Он и сейчас уже беспокоится. Я или сломаю эту дверь, или подожгу! Не плачь! Тебе нечего бояться. Но, Линтон, попробуй только мне помешать… Батюшку я люблю больше, чем тебя!

Смертельный ужас, который мальчишка испытывал перед гневом мистера Хитклифа, вновь вернул ему прежнее трусливое красноречие. Кэтрин была почти в отчаянии, однако настаивала на том, что непременно уйдет домой, и пыталась, в свою очередь, уговорить Линтона умерить страдания, вызванные всего лишь себялюбием.

Пока они спорили, явился наш тюремщик.