Грозовой перевал

– Он во дворе, – ответил Линтон. – Беседует с доктором Кеннетом. Тот говорит, что дядя наконец-то действительно умирает. Я рад, потому что после него стану хозяином «Дроздов». Кэтрин всегда называла поместье своим домом. Но «Дрозды» не ее. Они мои. Папа говорит, что все, что есть у Кэтрин, теперь принадлежит мне. Все ее чудесные книжки – мои. Она предлагала их мне, и своих славных птичек тоже, и свою лошадку Минни, если я достану ключ от нашей комнаты и выпущу ее. Но я сказал, что у нее ничего нет – все это и так мое. Тогда она заплакала и сняла с шеи маленький медальон. Сказала, что отдаст мне его – два портрета в золотой оправе: с одной стороны – ее мать, с другой – отец, когда они оба были молодыми. Это случилось вчера. Но я сказал, что и они тоже мои, и хотел их отобрать. А противная злючка не отдавала – оттолкнула меня и сделала мне больно. Тогда я закричал, а она боится, когда я кричу. Тут послышались шаги отца, и она, сломав петли, разделила медальон надвое. Мне дала портрет своей матери. А второй думала спрятать, но папа спросил, в чем дело, и я объяснил. Он забрал тот, что у меня, и приказал Кэтрин отдать мне второй. Она не послушалась, и он… он ударил ее, сорвал портрет с цепочки и раздавил ногой.

– И вам было приятно смотреть, как ее ударили? – спросила я, не забывая цель, ради которой решила поддержать разговор.

– Я зажмурился, – ответил он. – Я всегда зажмуриваюсь, когда отец лупит собаку или лошадь – он бьет очень сильно. Впрочем, поначалу я обрадовался: Кэтрин следовало наказать за то, что она меня толкнула. Когда папа ушел, она подозвала меня к окну и показала щеку – изнутри она была разодрана о зубы, и во рту было полно крови. Потом Кэтрин собрала кусочки портрета, отошла от меня и села лицом к стене. С тех пор она со мной не разговаривает. Иногда я думаю, что она не может говорить от боли. Мне эта мысль не нравится, но Кэтрин такая капризная – все время ревет. И такая бледная и злая, что я ее боюсь.

– А вы, если захотите, можете достать ключ? – спросила я.

– Да, когда я наверху, – ответил он. – Но сейчас я не могу пойти наверх.

– В какой комнате он спрятан?

– Ну нет! – вскричал он. – Вам я не скажу! Это наш секрет. Никто – ни Зилла, ни Гэртон – не должен знать! Все, вы меня утомили, уходите, уходите!

Он склонился головой на руку и снова закрыл глаза.

Я сочла, что будет лучше уйти, не видясь с мистером Хитклифом, и привести людей из поместья, дабы вызволить мою барышню. Как же удивились и обрадовались слуги, когда я добралась домой! А услышав, что их юная барышня жива и здорова, двое или трое собрались тут же бежать к мистеру Эдгару и с криками сообщить радостную новость, но я попросила их позволить мне самой известить его. Как же переменился он за эти несколько дней! Передо мною лежал человек в ожидании смерти – воплощение скорби и покорности судьбе. Он казался очень молодым: хотя ему было тридцать девять, вы бы дали ему, по крайности, лет на десять меньше. Он думал о Кэтрин, потому что едва слышно повторял ее имя. Дотронувшись до его руки, я заговорила.

– Кэтрин скоро придет, дорогой мой хозяин, – прошептала я. – Она цела и невредима и, надеюсь, к вечеру будет дома.

При первых проблесках его сознания я задрожала. Он чуть поднялся, жадно оглядел комнату и вновь впал в беспамятство. Как только он пришел в себя, я рассказала о нашем вынужденном посещении «Грозового перевала» и плене. Сказала, что Хитклиф принудил меня войти, хоть было это не совсем так. О подлом поведении Линтона я говорила как можно меньше и не описывала жестокое обращение его отца, ибо, по возможности, старалась не добавлять горечи и в без того переполненную чашу.

Мистер Эдгар понял, что одной из целей его врага было обеспечить своему сыну, а вернее, себе самому все личное имущество и недвижимость Линтонов, однако почему он не мог подождать его смерти, было для хозяина загадкой, ибо он не подозревал, как быстро следом за ним предстояло отправиться в мир иной и его племяннику. Но мистер Эдгар понял, что завещание следует изменить. И вместо того, чтобы оставить состояние Кэтрин в полном ее распоряжении, он решил передать его в руки опекунов, которые следили бы за его использованием на протяжении всей ее жизни, с последующим переходом к ее детям, если таковые появятся. В таком случае по смерти Линтона оно не досталось бы мистеру Хитклифу.