Грозовой перевал

– Что моя плоть так же смешалась, но все равно я был бы счастлив, – ответил он. – Ты ведь не думаешь, что я испугаюсь подобных перемен? Я ожидал этого, когда поднимал крышку, но теперь радуюсь, что они не наступят, покуда я не окажусь рядом. Кроме того, если бы в моей памяти не запечатлелись так отчетливо ее бесстрастные черты, меня так и не покинуло бы одно странное чувство. Оно возникло невесть откуда. Ты помнишь, я был как бешеный после ее смерти и постоянно от зари до зари молил, чтобы она вернулась ко мне хоть призраком? Я верю в привидения. У меня нет никаких сомнений, что они могут существовать и существуют среди нас! В день ее похорон начался снегопад. Вечером я пошел на погост. Ветер завывал, как зимой, и вокруг не было ни души. Я не боялся, что ее глупый муж решится идти по той узкой долине в столь поздний час, а больше ни у кого не было надобности шататься по кладбищу. Я стоял там один и понимал, что меня от нее отделяют всего лишь два ярда земли. «Я снова обниму ее! – сказал я себе. – Если она холодна, я подумаю, что виной тому северный ветер, от которого замерз и я сам; если недвижима, то, значит, спит». В сарае я взял лопату и принялся копать что есть сил. Вскоре железо царапнуло по крышке гроба. Я спустился в яму и стал руками выгребать землю. Доски уже дали трещину у болтов. Я почти достиг желаемого, как вдруг услышал, что кто-то вздыхает надо мною, у самого края могилы, и наклоняется ко мне. «Только бы отвинтить болт, – бормотал я, – а там пусть они закопают нас вместе». – И с еще большим отчаянием я силился снять крышку. Послышался второй вздох прямо у меня над ухом. И я почувствовал теплое дыхание, вытеснившее ледяной ветер со снегом. Я знал, что поблизости нет ни одного существа из плоти и крови; но так же точно, как чувствуешь во тьме приближение реального человека, хотя и не видишь его, я чувствовал, что Кэти была там – не подо мною, а наверху, на земле. Внезапное ощущение покоя наполнило мое сердце и разлилось по всем членам. Я оставил свой мучительный труд и обрел утешение, невыразимое утешение. Кэти была со мною, она оставалась рядом, пока я закапывал могилу, она провожала меня домой. Можешь смеяться, если хочешь, но я не сомневался, что увижу ее там. Я был уверен, что она рядом, и я говорил с нею. Добравшись до «Грозового перевала», я с радостью бросился открывать дверь, но засов был заперт. Я помню, как проклятый Эрншо и моя жена решили не пускать меня в дом. Помню, потом я остановился и, кажется, чуть не вышиб из Хиндли дух, а затем поспешил наверх, в нашу с ней комнату. С нетерпением я озирался вокруг, чувствовал, что она где-то рядом. Я почти видел ее, но только почти. Наверное, в ту минуту у меня вскипела кровь из-за томительного желания, из-за пылкой мольбы дать мне взглянуть на нее хоть раз. Но нет! Она снова, как часто при жизни, обернулась дьяволицей! И с тех пор, иногда больше, иногда меньше, меня терзают эти невыносимые муки – адские муки! Нервы мои натянуты до предела, и если бы они не были прочны, как воловьи жилы, то давно бы лопнули, сделав меня нюней вроде Линтона. Когда я сидел дома с Гэртоном, мне казалось, что я ее повстречаю, выйдя на двор; когда бродил по вересковой пустоши, мне думалось, что увижу ее по пути домой. Выходя из дома, я спешил вернуться. Она должна быть где-то здесь – в этом я не сомневался. А когда я уходил спать в ее комнату, сон бежал от меня. Я не мог уснуть, ибо в ту секунду, как я закрывал глаза, она или появлялась в окне, или раздвигала панели кровати, или входила в дверь, или даже, как в детстве, клала свою милую головку ко мне на подушку, и мне непременно нужно было открыть глаза, чтобы увидеть ее. Так я открывал и закрывал их сотню раз за ночь, но меня неизменно ждало разочарование. Это была пытка! Частенько я громко стонал, и старый негодяй Джозеф наверняка решил, что это меня терзают муки совести. Теперь же, увидев ее, я успокоился… хотя бы немного. Странный способ убийства – резать по кусочкам размером не с дюйм, а с полволоска и дразнить меня призрачной надеждой восемнадцать лет!

Мистер Хитклиф остановился и вытер вспотевший лоб с прилипшими к нему волосами. Его взгляд не отрывался от красных угольков камина. Брови не были нахмурены, но поднялись выше, делая его лицо не таким мрачным, однако придавая ему какой-то беспокойный вид и свидетельствуя о болезненном умственном напряжении, направленном на один-единственный предмет, поглотивший его целиком. Он лишь отчасти обращался ко мне, и я предпочла молчать. Мне не нравилось то, что он говорит. Через некоторое время он вновь повернулся к портрету. Снял его и прислонил к дивану, чтобы лучше рассмотреть. В это время появилась Кэтрин и объявила, что готова и можно седлать пони.

– Пришли его мне завтра, – сказал мне Хитклиф, а затем, отнесшись к Кэтрин, добавил: – Обойдешься и без пони. Сегодня прекрасный вечер, да и в «Грозовом перевале» тебе пони не понадобится, будешь ходить пешком, коли возникнет нужда. Пойдем!