Грозовой перевал

Кэтрин и глядела такою. Я дала ей выпить немного вина. В комнату вошли Гэртон и Джозеф, которые проснулись от звонка и от наших шагов, а потом услышали этот разговор. По-моему, Джозеф был рад, что паренька не стало. Гэртон казался чуть озадаченным, хотя больше глазел на Кэтрин, чем думал о Линтоне. Но хозяин отослал его в постель – нам его помощь не требовалась. После мистер Хитклиф велел Джозефу отнести тело Линтона в его комнату, а мне возвращаться к себе. Миссис Хитклиф осталась одна.

Утром хозяин послал меня к ней с приказом позвать ее к завтраку. Кэтрин была раздета, и я поняла, что она только собирается лечь. Она ответила мне, что больна – тут не было ничего удивительного, доложу я вам. Я передала ее слова мистеру Хитклифу, а он сказал:

– Ладно, оставьте ее в покое, пока мы его не похороним. Иногда заглядывайте к ней и справляйтесь, что ей потребно. А как только ей станет лучше, дайте мне знать.

Кэти, по словам Зиллы, неделю оставалась наверху. Служанка навещала ее дважды в день и могла бы вести себя гораздо дружелюбнее, если бы ее попытки проявить внимание тут же с гордостью не отвергались.

Однажды к Кэти поднялся Хитклиф, чтобы показать завещание Линтона – все свое и женино движимое имущество он завещал отцу. Либо угрозами, либо уговорами беднягу заставили подписать бумаги в ту неделю, когда умер его дядя и Кэти не было рядом. Землями Линтон, будучи несовершеннолетним, распоряжаться не мог. Однако мистер Хитклиф заявил на них права и получил их во владение как наследник усопших жены и сына – надо думать, законным путем. В любом случае Кэтрин, лишенная денег и друзей, нынче не может ни на что претендовать.

– За исключением этого случая, – сказала Зилла, – никто больше не подходил к ее двери, кроме меня. И никто про нее не спрашивал. В первый раз она спустилась в «дом» утром в воскресенье. До этого я однажды принесла ей наверх обед, и она воскликнула, что не может дольше сидеть в таком холоде. Поэтому я уведомила ее, что хозяин собирается в поместье «Дрозды», а мы с Гэртоном ей никак не помешаем – пускай спускается. И когда она услышала, что конь Хитклифа процокал по двору, она вышла к нам вся в черном, зачесав за уши свои золотистые локоны, как делают жены квакеров, – видать, не смогла их толком сложить в прическу.

Мы с Джозефом обычно по воскресеньям ходим в часовню. (Видите ли, в церкви сейчас нет пастора, объяснила миссис Дин, и молельню не то методистов, не то баптистов, точно не знаю, называют в Гиммертоне часовней.) Джозеф ушел, – продолжала Зилла, – а я решила, что мне приличнее будет остаться дома. Всегда лучше, чтобы за молодыми присматривали старшие. А манеры Гэртона, при всей его застенчивости, все равно не назовешь образцовыми. Я сообщила ему, что, вероятно, его кузина спустится к нам, а она привыкла чтить воскресенье, так что, пока она будет здесь, придется ему оставить свои ружья и всякую черную работу за порогом. Он залился краской и оглядел свои руки и одежду. Ворвань и порох были в одну минуту убраны с глаз долой. Я поняла, что он решил составить компанию миссис Кэтрин и, судя по его поведению, намерен иметь достойный вид. Поэтому, рассмеявшись – чего я не посмела бы сделать при хозяине, – я предложила ему в этом помочь, если он не против, и стала подшучивать над его смущением. А он набычился и принялся ругаться.

– Знаете, миссис Дин, – продолжала Зилла, заметив, что я ее не одобряю, – вы, наверное, думаете, что молодая леди – неровня мистеру Гэртону, и, может, вы правы, но признаюсь вам, мне хотелось бы немного сбить с нее спесь. К чему ей теперь вся ее ученость и благородство? Она такая же бедная, как вы или я, даже беднее. У вас хоть есть сбережения, да и я тоже коплю понемножку.

Гэртон позволил Зилле помочь привести его в должный вид, и она, подольстившись, вернула ему доброе расположение духа. Поэтому, когда Кэтрин сошла вниз, он, позабыв о прошлых обидах, попытался, по словам ключницы, вести себя любезно.

– Миссис вошла, – рассказывала Зилла, – холодная, как ледышка, и гордая, как принцесса. Я встала и предложила ей свое кресло. Но нет, в ответ на мою учтивость она отворотила нос. Эрншо тоже поднялся и пригласил сесть на скамью со спинкой поближе к огню. Сказал, что она, наверное, захолодала.

– Я больше месяца здесь холодаю, – ответила она, подчеркнув это слово с особым презрением.

Потом взяла стул и поставила его подальше от нас обоих. Когда отогрелась, она стала оглядывать комнату и увидела на полке стопку книг. Тотчас вскочила и потянулась за ними, но книги лежали слишком высоко. Кузен миссис Кэтрин, недолго понаблюдав за ее неудачными попытками, наконец отважился помочь и сложил первые попавшиеся под руку тома в подставленный ею подол.