Грозовой перевал

– Но, миссис Хитклиф, каждый из нас когда-то начинал учиться, и каждый из нас запинался и топтался на месте. И если бы наши учителя вместо того, чтобы помогать, насмехались над нами, мы бы до сих пор запинались и топтались.

– О, я не хочу ограничивать его образование, – сказала она. – И все же у него нет права присваивать себе то, что принадлежит мне, и своими гнусными ошибками и выговором превращать написанное в сплошную нелепость. Те книги – и стихи, и проза – освящены для меня иными воспоминаниями, и я не в силах вынести, когда он оскверняет их своим голосом. К тому же он, как нарочно, выбирает те места, что я больше всего люблю повторять. Наверное, из особого зловредства.

Гэртон с минуту молчал, грудь его высоко вздымалась. Он пытался подавить в себе горькое чувство обиды и ярости, а это было делом нелегким. Я встал и, следуя благородному порыву избавить его от неловкости, отошел к двери и стал смотреть на двор. Гэртон последовал за мной и вышел из комнаты, но вскоре вернулся, держа в руках с полдюжины томов. Бросив их на колени Кэтрин, он воскликнул:

– Забирайте! Я больше не хочу ни читать, ни слышать, ни думать о них!

– Теперь они мне не нужны, – ответила она. – В моем сознании они связаны с вами, и за это я их ненавижу.

Кэтрин открыла одну из книг – ту, что, судя по виду, частенько листали, – и прочла несколько строк, растягивая слова, как начинающий ученик; потом рассмеялась и отбросила книгу в сторону.

– Вот, послушайте, – продолжала она издевательским тоном и принялась в такой же манере декламировать старинную балладу.

Самолюбие Гэртона такого мучения не снесло. Я услышал, причем не скажу, что с неодобрением, как быстрым движением руки он заставил замолчать ее дерзкий язык. Маленькая насмешница сделала все, чтобы ранить чувства своего кузена, не отягощенного излишней обходительностью, и физический довод остался для него единственной возможностью свести с обидчицей счеты. Затем он собрал книги в кучу и кинул в огонь. По его лицу я прочел, как мучительно было для него принести эту жертву своей злобе. И пока пламя пожирало страницы, я представлял себе, как он думает об удовольствии, которое эти тома успели ему принести, а также о победном восторге и еще большем удовольствии, которого он ожидал от них в будущем. И мне показалось, что я также догадался о побуждении, заставившем его взяться за тайные занятия. Он был вполне доволен своими ежедневными трудами и примитивными животными радостями, пока на его пути не появилась Кэтрин. Стыд, вызванный ее презрением, и надежда на одобрение – вот что поначалу подвигло его на стремление достичь чего-то большего, но вместо того, чтобы уберечь его от первого и добиться второго, предпринятые им усилия привели к противоположному результату.

– Да, это единственное, на что может их употребить такой дикарь, как вы! – вскричала Кэтрин, прикусив разбитую губу и с негодованием глядя на полыхающее пламя.

– Лучше помолчите! – в бешенстве выговорил он.

Волнение не дало Гэртону произнести больше ни слова. Он торопливо подошел к двери, и я, отойдя в сторону, дал ему выйти. Но как только он ступил за порог, ему навстречу попался мистер Хитклиф, который шел к дому по мощеной дорожке.

– Что случилось, мой мальчик? – спросил он, положив руку ему на плечо.

– Ничего, ничего, – ответил тот и, вырвавшись, ушел, чтобы без чужих глаз предаться горю и ярости.

Хитклиф посмотрел ему вслед и вздохнул.

– Странно будет, если я наврежу собственным замыслам, – пробормотал он, не подозревая, что я стою позади него. – Пытаясь найти на его лице отцовские черты, я с каждым днем все больше вижу ее. Как вышло, что он так чертовски на нее похож? Нет сил смотреть.

Хитклиф опустил голову и в задумчивости вошел в дом. На лице его было беспокойное, тревожное выражение, которого я раньше не примечал, да и сам он исхудал. Его невестка, увидев свекра в окно, тотчас скрылась на кухню, так что я оказался в одиночестве.

– Рад видеть вас снова на свежем воздухе, мистер Локвуд, – сказал он в ответ на мое приветствие, – отчасти по эгоистичным соображениям. Сомневаюсь, что легко найду вам замену в этой глуши. Не раз задумывался я над вопросом, что могло привести вас сюда.

– Боюсь, это был праздный каприз, сэр, – ответил я. – И праздный каприз гонит меня отсюда. На следующей неделе я отбываю в Лондон и должен упредить вас, что не имею намерения оставлять за собой поместье «Дрозды» дольше чем на двенадцать месяцев, о коих было между нами договорено. Думаю, более я там жить не буду.

– Ах, вот как! Устали жить оторванным от мира, да? – сказал он. – Однако ежели вы пришли просить, чтобы я не брал с вас денег за дом, в котором вы жить не намерены, то визит ваш бесполезен. Я никогда никому не уступаю того, что мне причитается.

– Ничего подобного я просить не собирался! – воскликнул я, изрядно разозлившись. – Коли желаете, я разочтусь с вами сейчас же.

И я достал из кармана чековую книжку.