Грозовой перевал

– Из «Дроздов», – ответил я. – Пока мне готовят там комнаты, хочу завершить свои дела с вашим хозяином, потому что скорее всего другого случая не представится.

– Какие дела, сэр? – спросила Нелли, сопровождая меня в «дом». – Хозяин сейчас ушел и вернется нескоро.

– Связанные с платой за аренду, – ответил я.

– Ах, вот оно что! Тогда вам следует говорить с миссис Хитклиф. Или, скорее, со мной. Она еще не научилась вести хозяйство, так что приходится мне действовать от ее имени – больше некому.

Я удивился.

– Так, значит, вы не слышали о смерти Хитклифа? – продолжала она.

– Хитклиф умер?! – в изумлении воскликнул я. – Когда же?

– Уж тому три месяца. Но садитесь и дайте мне вашу шляпу. Я сейчас все расскажу. Погодите, вы ведь, наверное, ничего не ели, да?

– Мне ничего не надо. Поужинаю в «Дроздах» – там приготовят. Вы тоже сядьте. Кто мог подумать, что он умрет! Расскажите же, как это случилось. Так, говорите, они еще долго не придут… молодые люди?

– Не придут. Выговариваю им каждый вечер за поздние прогулки. Но разве они послушают? Хоть выпейте нашего доброго старого эля. Он взбодрит вас – ведь вы, должно быть, устали.

Прежде чем я успел отказаться, она поспешила за элем, и я услышал, как Джозеф вопрошает, «не срамно ли ей принимать кавалеров» в ее-то возрасте, «да еще потчевать их из хозяйского погреба». Ему «стыдно спокойно глядеть на такое»!

Она не стала с ним пререкаться и через минуту вошла с пенящейся серебряной пинтой, содержимое которой я, как и подобает, похвалил со всей искренностью. После этого миссис Дин поведала мне дальнейшую историю Хитклифа. По ее словам, конец его был «чудной».

– Меня вызвали в «Грозовой перевал» через две недели после того, как вы нас покинули, – рассказывала она, – и я с радостью повиновалась, думая прежде всего о Кэтрин. Первый мой разговор с ней потряс меня и опечалил – так изменилась она со дня нашей разлуки. Мистер Хитклиф не объяснил, почему передумал и позвал меня, сказал лишь, что я ему нужна и что ему надоело смотреть на Кэтрин. Мне надлежало сидеть в маленькой гостиной и держать ее при себе. А с него довольно видеть ее раз или два в день. Казалось, Кэтрин была рада такому повороту, и потихоньку я тайно перетащила сюда множество книг и других вещей, скрашивавших ей досуг в «Дроздах», и тешила себя надеждой, что мы заживем с нею вполне сносно. Но иллюзии эти длились недолго. Поначалу довольная, она очень быстро стала проявлять беспокойство и раздражение. Во-первых, ей не разрешалось выходить за пределы сада, и, когда наступила весна, она все больше мучилась из-за того, что заперта в столь узких границах. Во-вторых, занимаясь хозяйством, я вынуждена была часто оставлять ее одну, и она жаловалась, что ей скучно. Кэти предпочитала ругаться на кухне с Джозефом, чем тихо сидеть в гостиной. Мне их стычки не мешали, но на кухне часто оказывался и Гэртон, если хозяину хотелось побыть в «доме» одному. Поначалу она либо удалялась при его появлении, либо без лишних слов принималась мне помогать, не замечая его и не заговаривая с ним. И хотя Гэртон неизменно был молчалив и угрюм, через некоторое время она стала вести себя по-иному: принялась цепляться к нему, корить за глупость и леность, удивляться, как это он может жить такой жизнью и сидеть целый вечер, точно в полусне, глядя в огонь.

– Эллен, тебе не кажется, что он вроде собаки? – заметила она однажды. – Или ломовой лошади? Только и делает, что работает, ест и спит. Как уныло и пусто, наверное, у него в голове! Вам иногда снятся сны, Гэртон? Если да, то о чем? Но вы, конечно, не станете со мной говорить! – Она посмотрела на него, но он не ответил ей ни словом, ни взглядом. – Может, он и сейчас спит, – продолжала она. – Дернул плечом, прямо как Юнона. Спроси ты, Эллен.

– Мистер Гэртон попросит хозяина отослать вас наверх, если вы не будете вести себя пристойно, – ответила я, заметив, что Гэртон не только дернул плечом, но и сжал кулаки, словно собирался пустить их в ход.

– Я знаю, почему Гэртон никогда не разговаривает, когда я на кухне, – воскликнула она в другой раз. – Он боится, что я буду над ним смеяться. А ты как думаешь, Эллен? Однажды он начал учиться читать, но из-за того, что я посмеялась, сжег книги и бросил учение. Ну не глупец ли?

– А вы сами, не злючка ли? – отозвалась я. – Отвечайте!

– Может быть, – сказала она. – Но я не ожидала, что он так глупо поступит. Гэртон, если я дам вам книгу, вы ее возьмете? Дайте-ка я попробую.

И она вложила ему в руку ту книгу, что читала. Он отбросил ее и пробормотал, что, ежели она не прекратит, он свернет ей шею.

– Ну, тогда я положу ее вон туда, – сказала она, – в ящик стола, а сама пойду спать.

Шепнув мне, чтобы я проследила, дотронется он до книги или нет, Кэтрин удалилась. Но Гэртон даже близко не подошел, о чем, к величайшему ее разочарованию, я и сообщила утром. Я видела, что ее расстраивают его угрюмость и косность, что она мучается угрызениями совести из-за того, что отпугнула его, когда он занялся своим образованием. И результат этого был очевиден.