Следующим утром Эрншо все еще не мог приступить к своим обычным обязанностям и потому не отходил далеко от дома, а я быстро поняла, что мне ни за что не удержать мою подопечную рядом с собой, как это бывало прежде. Она спустилась вниз еще раньше меня и побежала в сад, где, как она заметила, ее кузен выполнял какую-то несложную работу. Когда же я вышла позвать их к завтраку, то выяснилось, что она попросила его очистить большой участок земли от кустов смородины и крыжовника, и они вдвоем обсуждают, какие растения пересадить сюда из «Дроздов».
Я пришла в ужас от разорения, произведенного ими всего за полчаса. Черная смородина была любимым детищем Джозефа, а Кэти надумала разбивать свои клумбы прямо среди кустов.
– Ну и ну! – воскликнула я. – Обо всем этом, как только обнаружится, будет немедля доложено хозяину! И как вы станете оправдываться, что взялись без разрешения творить подобное в хозяйском саду? Теперь бури не миновать – помяните мое слово! Мистер Гэртон, неужели вы не могли проявить благоразумие и не устраивать такой разгром, поддавшись на ее просьбы!
– Я и забыл, что кусты Джозефа, – ответил он, весьма озадаченный, – но скажу ему, что это я виноват.
Мы всегда ели вместе с мистером Хитклифом. Я выступала в роли хозяйки, когда приходило время разливать чай или нарезать кекс, поэтому за столом без меня было не обойтись. Кэтрин обыкновенно сидела рядом со мной, но в тот день пересела поближе к Гэртону, и вскоре я заметила, что она вовсе не собирается осторожничать в этой дружбе, как раньше не осторожничала во вражде.
– Смотрите, не болтайте с кузеном слишком часто и не уделяйте ему много внимания, – таковы были мои наставления, сказанные шепотом, когда мы шли к столу. – Это разозлит мистера Хитклифа, и он обрушится на вас обоих.
– Я и не собираюсь, – ответила она.
Через мгновение она придвинулась к Гэртону и начала втыкать цветочки примулы в его кашу.
Он не осмеливался ничего сказать – едва решался взглянуть на нее, и все же она продолжала свои поддразнивания, отчего он дважды чуть не прыснул со смеху. Я нахмурилась, и тогда Кэти взглянула в сторону хозяина, чьи мысли были заняты не сидевшими за столом, а совсем иными предметами – это ясно читалось по его лицу. На мгновение Кэтрин стала серьезнее и принялась внимательно его разглядывать. Потом, отвернувшись, продолжила свои шалости. В конце концов у Гэртона вырвался сдавленный смешок. Мистер Хитклиф вздрогнул и быстро пробежал глазами по нашим лицам. Кэтрин встретила его взгляд со своим обычным выражением беспокойства и вместе с тем вызова, которое он так ненавидел.
– Тебе повезло, что мне до тебя не достать! – вскричал он. – Какого дьявола ты уставилась на меня своими ведьминскими глазами? Опусти их и не напоминай мне больше о своем существовании. Я думал, что отучил тебя смеяться.
– Это я смеялся, – пробормотал Гэртон.
– Что ты сказал? – сурово спросил хозяин.
Гэртон опустил голову и не стал повторять своего признания. Мистер Хитклиф ненадолго задержался на нем взглядом, а потом продолжил завтракать, предаваясь прерванным размышлениям. Мы почти покончили с едой, причем молодые люди предусмотрительно отодвинулись подальше друг от друга, так что теперь я не ожидала никаких неприятностей, но тут в дверях появился Джозеф, чьи трясущиеся губы и пылавшие гневом глаза свидетельствовали, что бесчинство, совершенное с его драгоценными кустами, обнаружено. Должно быть, он еще раньше заметил Кэти и ее кузена на том участке сада, а уж потом пошел проверить, чем это они там занимались. Войдя, он заговорил, работая челюстями, словно корова, жующая жвачку, отчего его речь была не слишком разборчивой:
– Пора мне получить жалованье и уйти отсель. Собирался я помереть там, где прослужил шестьдесят лет верой и правдой. Думал, уберу книги и пожитки свои к себе на чердак, а им оставлю кухню, ради тишины и спокойствия. Тяжко мне было расставаться с родным очагом, но я решил, что так потребно. Но она забрала себе мой сад, и, положа руку на сердце, хозяин, того мне уж не снести. Вы можете согнуться под этим бременем, и согнетесь, только я к таким делам непривычен: старый человек не скоро привыкает к новому бремени. Лучше пойду дороги мостить – зарабатывать себе на хлеб насущный.
– Ну-ну, дурень, – прервал его Хитклиф, – говори короче! Чего ты надулся? Я не стану встревать в твои ссоры с Нелли. Пусть она хоть в угольный подвал тебя спихнет – меня это не касается.
– Это не Нелли, – ответил Джозеф. – Не стал бы я уходить из-за Нелли, хоть она и злая грешница… но, слава богу, ничью душу не украдет! И такой красивой никогда не была, чтобы глазеть на нее не отрываясь. Это ваша мерзкая, бесстыжая распутница, которая околдовала нашего мальчика своими наглыми глазами и развратным нравом, и он… Нет, сердце мое разрывается! Он все забыл, что я для него делал, как ради него старался! Пошел и вырвал целый ряд смородиновых кустов в саду!
С этими словами старик расплакался, лишившись твердости духа из-за своей горькой обиды, неблагодарности Эрншо и крайне опасного положения, в коем тот оказался.