Грозовой перевал

– Все ли в порядке в «Грозовом перевале»? – поинтересовался я.

– Навроде того, – ответила ключница, поспешая к камину со сковородой, полной горячих углей.

Я мог бы спросить, отчего миссис Дин съехала из «Дроздов», но невозможно было в такой ответственный момент отвлекать старушку, и потому, повернувшись, я вышел из дома и неторопливо побрел вперед. Позади меня небо сияло закатным заревом, а впереди в нежном великолепии вставала луна. И когда свет одного светила затухал, а второго, напротив, становился ярче, я вышел из парка и направился вверх по каменистой тропке, уходящей в сторону жилища мистера Хитклифа. Прежде чем ферма показалась вдали, день угас, оставив лишь янтарный отблеск на западе, однако благодаря разлитому по холмам лунному свету я различал под ногами каждый камешек и каждую травинку. Мне не пришлось ни стучать, ни перелезать через ворота – они открылись, стоило их толкнуть. Так-то лучше, подумалось мне. Еще одну приятную перемену я почувствовал, втянув носом воздух – мешаясь с запахом плодовых деревьев, из сада доносился нежный аромат левкоя и лакфиоли.

Обе двери и окна были открыты; но, как это принято в краях, где добывают уголь, в камине плясал добрый, яркий огонь. Радость, которую он доставляет глазу, делает чрезмерное тепло вполне сносным. Впрочем, фермерский дом достаточно просторен, чтобы у домочадцев нашлось место укрыться от этого жара, и те его обитатели, что находились в комнате, отошли от камина к одному из окон. Я мог их видеть и слышать их разговор до того, как войти в дом, а потому стал смотреть и прислушиваться, подталкиваемый смешанным чувством любопытства и ревности, все более возраставшим, пока я стоял снаружи.

– На-о-бо-рот! – произнес голосок, нежный, как серебряный колокольчик. – Третий раз тебе повторяю, оболтус! И больше повторять не буду. Вспоминай, или я оттаскаю тебя за волосы.

– Ну, ладно: на-о-бо-рот, – отвечал другой, низкий, но мягкий голос. – А теперь поцелуй меня за то, что я так хорошо запомнил.

– Нет, сначала прочти еще раз правильно, без единой ошибки.

Прилично одетый молодой человек, сидевший за столом с книгою в руках, начал читать. Его красивое лицо с правильными чертами сияло от удовольствия, а взгляд нетерпеливо скользил от страницы книги к маленькой белой ручке, лежавшей у него на плече, и та неизменно награждала его легким шлепком, когда ее обладательница замечала малейшую невнимательность. Девушка стояла позади молодого человека, и ее светлые блестящие кудряшки, случалось, сплетались с его каштановой шевелюрой, стоило ей склониться, чтобы проверить, правильно ли ученик прочел. А лицо… хорошо, что он не видел ее лица, ибо в этом случае и следа бы не осталось от его прилежания. Но я-то видел и кусал губы, досадуя, что в свое время пренебрег возможностью предпринять какие-нибудь действия, чтобы нынче не просто глазеть через окно на эту редкостную красоту.

Задание было исполнено – не без новых ошибок, но ученик все же потребовал вознаграждения и получил, по крайней мере, пять поцелуев, которые, впрочем, не скупясь, вернул. Затем оба подошли к двери, и из их разговора я понял, что они собираются прогуляться по вересковым полям. Мне стало ясно, что Гэртон Эрншо в душе своей, а может, и изустно пошлет меня в самую глубокую бездну преисподней, ежели я в эту минуту явлюсь перед ними собственной несчастной персоной. Обозлившийся и ожесточенный, я незаметно пробрался к кухне.

С этой стороны дома проход также был открыт, а у самой двери сидела с шитьем моя старая знакомая Нелли Дин и пела песню, частенько прерываемую грубыми словами, полными презрения и нетерпимости и звучавшими отнюдь не музыкально.

– Пущай лучше у меня над ухом день и ночь сквернословят, нежели я буду слушать таковские песни! – говорил второй обитатель кухни в ответ на какую-то фразу Нелли. – Стыдоба какая! Мне святую книгу не открыть, а ты поешь славу сатане и всем гнусным мерзостям, что есть в мире! О, ты истинная грешница и она с тобою заодно, пропадет паренек меж вас… околдовали его, это уж как пить дать! Боже правый, сверши свой суд, ибо нету ни закона, ни справедливости у наших правителей!

– Конечно, нету, иначе мы бы уже сидели на горящих вязанках хвороста, – отвечала певунья. – Помолчи, старик, читай свою Библию как добрый христианин и не обращай на меня внимания. Это хорошая песенка – «Свадьба феи Энни». Под нее положено плясать.

Миссис Дин собиралась вновь запеть, когда я выступил вперед. Она тотчас меня узнала и, вскочив, воскликнула:

– Боже мой, мистер Локвуд, неужто это вы! Как же вы решились приехать, не предуведомив нас? В поместье «Дрозды» все заперто. Хоть бы строчку написали!

– Я уже договорился, что, пока я здесь, меня приютят в поместье, – ответил я. – А уеду я завтра. Но как случилось, что вы перебрались сюда, миссис Дин? Расскажите скорее.

– Зилла взяла расчет, и вскоре после вашего отъезда в Лондон мистер Хитклиф захотел, чтобы я, покуда вы не вернетесь, переселилась в «Перевал». Но входите, прошу вас. Вы шли пешком из Гиммертона?