Грозовой перевал

От беглецов не было известий два месяца. За это время у миссис Линтон случилось то, что зовется мозговой горячкой – тяжелый приступ болезни, который ей суждено было перебороть. Ни одна мать не нянчилась так самоотверженно со своим единственным чадом, как Эдгар Линтон со своей женой. Денно и нощно он дежурил у ее постели и терпеливо сносил все неудобства, порожденные ее расстроенными нервами и помраченным рассудком. Правду сказать, доктор Кеннет заявил, что то, что муж своими заботами спас от могилы, в скором будущем станет для него источником постоянной тревоги – проще говоря, свои силы и здоровье он пожертвовал на выхаживание обломков человеческой личности. И все же мистер Линтон был счастлив и бесконечно благодарен судьбе, когда жизнь Кэтрин объявили вне опасности. Часами он просиживал рядом с нею, следя, как постепенно возвращается к жене физическое здоровье, и теша себя иллюзорной надеждой, что рассудок ее тоже скоро придет в равновесие и Кэтрин снова станет такой, как прежде.

В первый раз она вышла из комнаты в начале марта. Еще утром мистер Линтон положил ей на подушку золотистые крокусы. Ее глаза, давно уже не загоравшиеся от радости, вдруг засияли, когда при пробуждении Кэтрин заметила их и с удовольствием принялась складывать букет.

– Это самые ранние цветы в «Грозовом перевале»! – воскликнула она. – Они напомнили мне о мягких влажных ветрах, теплом солнышке и подтаявшем снеге. Эдгар, не дует ли сейчас южный ветер? И не сошел ли снег?

– Снег у нас почти весь растаял, дорогая, – отвечал ее муж. – На вересковых полях я вижу лишь два белых пятнышка. Небо голубое, поют жаворонки. Вода плещется через край в ручейках и речушках. Прошлой весной в это же время я мечтал, чтобы ты оказалась под моею крышей, а теперь хочу, чтобы ты перенеслась за одну-две мили отсюда, на те холмы. Ветерок такой ласковый, что чувствую, он тебя излечит.

– Я поднимусь туда один только раз, – ответила больная. – Ты оставишь меня на холмах, и я упокоюсь навечно. Следующей весной ты вновь будешь мечтать, чтобы я очутилась под твоею крышей, вспомнишь сегодняшний день и подумаешь, как ты был счастлив.

Линтон осыпал ее самыми нежными ласками и старался развеселить самыми искренними словами любви, но она смотрела на цветы затуманенным взором, слезы капали с ее ресниц и струились по щекам. Она их не вытирала. Мы видели, что Кэтрин чувствует себя лучше, и подумали, что причина ее уныния кроется в долгом пребывании в четырех стенах, а значит, хотя бы отчасти это можно излечить переменой обстановки. Хозяин велел мне разжечь камин в гостиной, куда уже много недель никто не заглядывал, и поставить мягкое кресло у окна на солнце; затем он привел Кэтрин вниз, и она долго сидела, наслаждаясь мягким теплом, и, как мы и ожидали, оживилась при виде окружающих предметов, которые, хоть и были давно ей знакомы, не связывались в ее сознании с той ненавистной комнатой, где она столько пролежала в болезни. К вечеру она казалась изможденной, но никакие доводы не убедили ее вернуться к себе. Поэтому мне пришлось постелить ей на диване в гостиной, пока не подготовят другую комнату. Чтобы хозяйка не утруждала себя подъемом по лестнице, мы прибрали для нее эту, где вы сейчас лежите, на одном этаже с гостиной; и она вскоре достаточно окрепла, чтобы переходить из одной комнаты в другую, опираясь на руку мужа. Я и сама думала, что при столь заботливом уходе Кэтрин сможет поправиться. К тому же у нас было две причины этого желать: от ее жизни зависела жизнь другого существа – мы лелеяли надежду, что вскоре радость наполнит сердце мистера Линтона и его земли будут вырваны из цепких лап чужака благодаря рождению наследника.

Надобно упомянуть, что недель через шесть после побега Изабелла прислала брату короткую записку, извещавшую об ее браке с Хитклифом. Само сообщение звучало сухо и холодно, но внизу карандашом была сделана приписка, содержавшая завуалированные извинения и просьбу не поминать ее дурным словом и помириться с нею, если он обижен ее поступком; она утверждала, что не в силах была противиться Хитклифу, а теперь, когда дело сделано, у нее уже нет власти что-либо изменить. Полагаю, Линтон ей не ответил, а еще через две недели я получила длинное письмо, которое сочла странным, ибо оно вышло из-под пера невесты сразу же после медового месяца. Письмо я сохранила, поэтому прочту его вам. Мы ценим то, что осталось от покойников, дорогих нам при жизни. Начиналось оно так:

«Дорогая Эллен, вчера вечером я прибыла в «Грозовой перевал» и впервые услышала, что Кэтрин тяжело заболела и все еще нездорова. Думаю, мне не следует писать ей, а мой брат либо слишком зол на меня, либо слишком расстроен, чтобы отвечать на записку, которую я ему послала. Все же мне надо кому-то написать, так что остаетесь Вы – другого выбора у меня нет.