Грозовой перевал

Передайте Эдгару, что я бы отдала все на свете, лишь бы вновь увидеть его лицо, что мое сердце вернулось в «Дрозды» через день после того, как я покинула их, и сейчас пребывает там, исполненное нежности к нему и Кэтрин. Но я не могу подчиниться его зову (эти слова подчеркнуты); им не следует ожидать моего появления; они могут сделать из этого выводы, которые посчитают нужным, не виня, однако, мое слабоволие или недостаточную к ним любовь.

Все остальное, что я напишу сейчас, предназначено только для Ваших глаз. Хочу задать Вам два вопроса. Первый: как Вы ухитрились, живя здесь, сохранить свойственное человеческой природе доброе расположение духа? Я не обнаруживаю в себе ни одного чувства, которое могла бы разделить со здешними обитателями.

Второй вопрос, который меня очень занимает, таков: точно ли мистер Хитклиф человек? Коли это так, то не сумасшедший ли он? А коли не сумасшедший, то не дьявол ли? Не стану объяснять причины, заставившие меня задавать подобные вопросы, но, умоляю, объясните мне, если можете, что это за существо, которое стало моим мужем? Вы сделаете это, когда придете меня навестить, а Вы обязательно должны прийти, Эллен, и очень скоро. Не пишите мне, но придите сами и принесите мне хоть несколько слов от Эдгара.

Теперь поведаю Вам, как меня приняли в моем новом доме, которым, как мне представляется, теперь станет для меня «Перевал». Лишь для забавы я останавливаюсь на таком предмете, как отсутствие внешних удобств; обычно я о них не думаю, за исключением тех случаев, когда мне их недостает. Я бы плясала от радости, если бы все мои несчастья ограничивались отсутствием удобств, а остальное оказалось бы всего лишь невероятным сном!

Солнце уже садилось за «Дроздами», когда мы свернули к вересковой пустоши – значит, было около шести часов; мой спутник задержался на полчаса, чтобы, насколько позволяло время, осмотреть парк, сады и, возможно, всю ферму, поэтому было уже темно, когда мы спешились на мощеном дворе у дома и встречать нас вышел Ваш старый знакомый Джозеф с маканой свечой[9]. Он приветствовал нас с любезностью, несомненно, делавшей ему честь. Сначала он поднес горящую свечу к моему лицу, злобно прищурился, выпятив нижнюю губу, и отвернулся. Потом принял наших коней и отвел их на конюшню; после чего отправился запереть наружные ворота, точно мы живем в древнем замке.

Хитклиф остался поговорить с ним, а я пошла на кухню – мрачную, неопрятную дыру. Осмелюсь предположить, что Вы бы ее не узнали – так все там изменилось с тех пор, как она находилась в Вашем ведении. У очага стоял разбойного вида ребенок, крепкий с виду и грязно одетый. Что-то в его глазах и форме губ напоминало Кэтрин.

«Это законный племянник Эдгара, – догадалась я, – а стало быть, и мой. Нужно поздороваться с ним за руку и, да, придется его поцеловать. Правильно будет сразу же установить с ним дружеские отношения».

Приблизившись к мальчику, я попыталась пожать его крепкий кулачок со словами:

– Здравствуй, мой дорогой!

Он ответил какой-то тарабарщиной, из которой я не поняла ни слова, и попыталась вновь завязать разговор:

– Будем друзьями, Гэртон?

Ругательство и угроза натравить на меня Хвата, если я не «скроюсь», были ответом на мою настойчивость.

– Эй, Хват, дружище, – тихонько позвал маленький негодник, и с лежанки в углу поднялся нечистокровной породы бульдог. – Ну, теперь ты уберешься? – с важным видом обратился ко мне ребенок.

Не желая расставаться с жизнью, я подчинилась и, отступив назад, за порог кухни, стала ждать остальных. Мистера Хитклифа нигде не было видно; тогда я сама пошла за Джозефом на конюшню и попросила проводить меня в дом, после чего он долго на меня смотрел, что-то бормоча себе под нос, а потом, поморщившись, ответил:

– Пи-пи-пи! Слыхивал ли хоть один добрый христианин эдакий писк? Щебечет что-то свое да шелестит! Где мне разобрать, что вы там лепечете?

– Я говорю, что хочу, чтобы вы прошли со мной в дом! – закричала я, полагая, что он глуховат, впрочем, немало раздосадованная его грубостью.

– Ну уж нет! У меня другие дела имеются, – ответил он и снова взялся за работу, время от времени наводя на меня свой фонарь и с крайним презрением разглядывая мое платье и лицо (первое чересчур изысканное, а второе несчастное – именно такое, как ему хотелось).

Я обогнула сад, прошла через калитку ко второй двери и осмелилась постучать в надежде, что мне откроет какой-нибудь более вежливый слуга. Мне пришлось немного подождать, прежде чем на пороге показался высокий, худой человек без шейного платка и вообще чрезвычайно неопрятный. Черты его лица были скрыты густою нечесаною шевелюрой, спускавшейся на плечи, а глаза тоже походили на глаза Кэтрин, только они были померкшие, как у призрака, и утратившие красоту.

– Что вы здесь делаете? – мрачно спросил он. – Кто вы?

– Меня звали Изабеллой Линтон, – ответила я. – Мы с вами раньше встречались, сэр. Я недавно вышла замуж за мистера Хитклифа, и он привез меня сюда – полагаю, с вашего разрешения.