– Выходит, он вернулся? – спросил отшельник, сверкнув на меня волчьими глазами.
– Да, мы только что приехали. Он оставил меня у дверей кухни, а когда я собралась войти, ваш мальчик решил поиграть в стражника и отпугнул меня, позвав на помощь бульдога.
– Хорошо, что этот чертов мерзавец сдержал слово! – прорычал хозяин моего теперешнего жилища, всматриваясь в темноту позади меня, словно думая увидеть Хитклифа; затем принялся его честить и сыпать угрозами, перечисляя, что бы он с ним сделал, если бы «изверг» его обманул.
Раскаявшись, что постучалась во вторую дверь, я уже почти готова была убежать, пока он сквернословил, но намерение свое осуществить не успела, ибо он велел мне войти, а после запер дверь на засов. Огонь в камине пылал ярко, но это был единственный источник света в просторной гостиной, пол которой весь потемнел; некогда до блеска начищенные оловянные блюда, так привлекавшие мое внимание в детстве, тоже потускнели, покрывшись патиной и слоем пыли. Я спросила, можно ли позвать горничную, которая проводит меня в мою комнату. Мистер Эрншо не удостоил меня ответом. Он ходил взад-вперед по гостиной, засунув руки в карманы и, судя по всему, забыв о моем присутствии; его задумчивость была столь глубока, а выглядел он таким мизантропом, что я не решилась вновь его беспокоить.
Вас не удивит, Эллен, охватившее меня совсем не веселое настроение, когда я сидела хуже чем в одиночестве у этого негостеприимного огня и вспоминала, что в четырех милях отсюда мой родной дом и там живут люди, которые мне дороже всех на свете. Но между нами лежал как будто Атлантический океан, а не четыре мили. Мне их все равно не перейти. И я спросила себя: к кому мне обратиться за утешением? Однако (только ни слова не говорите Эдгару или Кэтрин) ко всем моим невзгодам добавилось самое главное – отчаяние, оттого что здесь мне не найти человека, кто смог бы и захотел бы взять мою сторону против Хитклифа. Я намеревалась найти убежище в «Грозовом перевале» почти с радостью, потому что таким образом избавлялась от необходимости жить с ним вдвоем; но он-то знал тех, кто нас там встретит, и не опасался, что они станут вмешиваться.
Я сидела, погруженная в свои печальные мысли, а время шло. Часы пробили восемь, потом девять, но мистер Эрншо все мерил шагами комнату, опустив голову и ничего не говоря; лишь изредка из его груди вырывался стон или полное горечи восклицание. Я прислушивалась, надеясь различить в доме какой-нибудь женский голос, и в то же время меня переполняли буйное раскаяние и зловещие предчувствия, что в конце концов вылилось в безудержные вздохи и слезы. Я не осознавала, насколько моя горесть была заметна, но Эрншо все же прервал свой размеренный шаг и, встав передо мной, взглянул на меня с пробудившимся изумлением. Пользуясь тем, что снова привлекла к себе его внимание, я воскликнула:
– Я устала с дороги и хочу лечь спать! Где горничная? Проводите меня к ней, если она не может ко мне прийти.
– У нас нет горничных, – ответил он. – Вам придется самой себя обслуживать.
– Тогда где мне спать? – всхлипывая, спросила я. Чувство собственного достоинства покинуло меня под гнетом усталости и бедственного моего положения.
– Джозеф покажет вам комнату Хитклифа, – сказал он. – Откройте вон ту дверь, он там.
Я собралась было последовать его указанию, но Эрншо вдруг остановил меня и произнес с очень странным видом:
– Послушайте, заприте дверь на замок, а потом закройте задвижку – не забудьте!
– Хорошо! – ответила я. – Но зачем, мистер Эрншо?
Мне совсем не хотелось собственноручно запираться в одной комнате с Хитклифом.
– Смотрите! – Он вынул из жилетного кармана пистолет необычной конструкции – к стволу был прикреплен обоюдоострый складной нож. – Большое искушение для человека отчаявшегося, не так ли? Каждую ночь я не в силах удержаться, чтобы не пойти с этой штукой и не проверить, заперта ли у него дверь. И, если хоть раз окажется, что открыта, ему конец! Я не пропускаю ни одной ночи, хотя перед тем привожу себе сотню причин, почему мне следует отказаться от своей затеи. Какой-то черт все время заставляет меня отбросить все разумные доводы и убить его. Можно сколько угодно бороться с дьяволом, но придет время, и тогда Хитклифа не спасет и вся небесная рать!
Я внимательно смотрела на пистолет, и мне пришла в голову отвратительная мысль: как бы сильна я была, будь у меня такой же! Я взяла оружие из рук Эрншо и дотронулась до лезвия. Казалось, его поразило выражение, которое на мгновение промелькнуло на моем лице – не ужас, но желание завладеть пистолетом. Эрншо ревниво выхватил его, сложил лезвие и спрятал оружие обратно в карман.
– Можете рассказать ему, мне все равно, – сказал он. – Пусть остерегается, и сами будьте начеку. Вижу, вы знаете, в каких мы отношениях, и вас не удивляют мои угрозы.
– Что сделал вам Хитклиф? – спросила я. – Какое зло он вам причинил, что вызвал такую страшную ненависть? Не разумнее ли будет выгнать его из дому?