Как только сие послание было мною прочитано, я отправилась к хозяину и сообщила, что его сестра приехала в «Грозовой перевал» и прислала мне письмо, в котором выражает сожаление в связи с состоянием миссис Линтон, а также горячее желание повидаться с братом и надежду, что он передаст ей какой-нибудь знак прощения.
– Прощения! – воскликнул Линтон. – Мне нечего ей прощать, Эллен. Можете пойти сегодня же в «Грозовой перевал», если хотите, и сказать ей, что я не
– И вы не напишете даже коротенького письмеца, сэр? – с мольбой в голосе спросила я.
– Нет, – ответил он. – Это бессмысленно. Мои отношения с семейством Хитклифа должны быть столь же ограниченны, сколь и его с моим. Их не должно быть вовсе!
Холодность мистера Эдгара чрезвычайно меня расстроила, и всю дорогу до «Перевала» я ломала голову над тем, как вложить больше теплоты в его слова, когда буду их передавать, и как смягчить его отказ написать хотя бы несколько строк, чтобы утешить Изабеллу. Думаю, она ждала моего прихода с утра. Я заметила, что она смотрит в окно, когда я шла по садовой мощеной дорожке, и кивнула ей, но она отпрянула, словно боялась быть обнаруженной. Я вошла не постучавшись. Никогда еще этот в прошлом приветливый дом не был таким унылым и мрачным. Признаюсь, окажись я на месте молодой леди, я бы, по крайней мере, подмела пол перед камином и вытерла пыль со столов. Но она уже прониклась царившим в доме духом небрежения. Ее милое личико было бледным и безжизненным, волосы не завиты – некоторые пряди свисали вдоль лица, другие были кое-как уложены вокруг головы. Своим платьем она, вероятно, не занималась с прошлого вечера. Хиндли в комнате не было. Мистер Хитклиф сидел за столом, перекладывая в своем бумажнике какие-то документы. Но, когда я появилась, он поднялся, вполне дружелюбно спросил, как я поживаю, и предложил мне сесть. Он один имел благопристойный вид, и мне подумалось, что он никогда не был так хорош, как в ту минуту. Обстоятельства так изменили жизнь этих людей, что человеку несведущему Хитклиф показался бы истинным джентльменом, а его жена совершеннейшей замарашкой. Изабелла с радостью вышла мне навстречу и протянула руку в надежде получить долгожданное письмо. Я покачала головой. Она не поняла моего жеста и последовала со мною к буфету, куда я направилась, чтобы положить шляпу. По пути она шепотом стала просить меня немедленно передать ей то, что я принесла. Хитклиф догадался о намерениях жены и сказал:
– Если у тебя есть что-то для Изабеллы – а у тебя наверняка что-то есть, Нелли, – отдай ей. Не надо делать из этого тайну. У нас с женой друг от друга секретов нет.
– Но у меня нет ничего, – ответила я, решив, что лучше сразу сказать правду. – Мой хозяин поручил мне передать своей сестре, что в настоящее время ей не следует ожидать от него ни писем, ни визитов. Он шлет вам свою любовь, мэм, и пожелания счастья, а также прощение за горе, которое вы ему причинили; но он считает, что отныне всякие сношения между его домом и этим должны прекратиться, ибо ничего хорошего из них не получится.
Губы миссис Хитклиф чуть задрожали, и она вернулась на свое место у окна. Ее муж встал рядом со мной у камина и принялся расспрашивать о Кэтрин. О ее болезни я сообщила ему лишь то, что считала возможным, но путем хитрых расспросов он выпытал у меня все обстоятельства, приведшие к заболеванию. Я винила в произошедшем саму Кэтрин, как она того и заслуживала, и в конце рассказа выразила надежду, что Хитклиф последует примеру мистера Линтона и разорвет всякую связь с его семейством.
– Миссис Линтон только-только начала поправляться, – сказала я. – Она никогда не будет прежней, но жизнь ее вне опасности; и если вы и в самом деле о ней беспокоитесь, то не встанете вновь у нее на пути – нет, вы навсегда уедете отсюда. А чтобы вас не мучили сожаления, скажу вам, что Кэтрин Линтон нынче так же непохожа на вашу детскую подругу Кэтрин Эрншо, как эта молодая леди на меня. Она изменилась внешне, но еще больше внутренне; и человек, которому суждено оставаться с нею рядом, сможет в будущем сохранить свою привязанность, основываясь лишь на воспоминаниях о том, какой она была когда-то, на обычном человеколюбии и чувстве долга.
– Вполне возможно, – проговорил Хитклиф, заставив себя казаться спокойным, – что твой хозяин способен опереться только на человеколюбие и чувство долга. Но не думаешь же ты, что я вверю Кэтрин