Группа. Как один психотерапевт и пять незнакомых людей спасли мне жизнь

Я подняла ладони, словно в знак капитуляции. Никакого оружия. У меня не было побуждения причинить себе боль или крушить вещи. Этот разрыв, в отличие от других, принес нечто новое: сильный привкус облегчения. Теперь я могла перестать притворяться, что Брэндон – моя родная душа, и продолжить жить своей жизнью. Когда я рассказала им о Марси и Канкуне, никто не казался потрясенным.

– У Доктора Перевертыша крупные проблемы, – сказал Лорн.

– Деньгами сумасшествие не поправишь, – обронил Макс, метнув взгляд в Брэда, который оставался упрямо убежден в обратном.

Доктор Розен одарил меня долгим и внимательным взглядом.

– Я знаю, что вы сейчас скажете, – сказала я доктору Розену. Мои ладони были раскрыты, весь боевой задор из меня вытек. Доктор Розен так же раскрыл ладони. Зеркальное отражение меня.

– Я слушаю.

– Вы скажете, что эта группа любит меня. Что вторая группа любит меня. Что вы любите меня. Что со мной все будет хорошо.

Конечно же, он станет настаивать, что этого – сидеть в кругу в мятой одежде и поверять свои мысли и чувства ему и группе – достаточно.

– Погоди-ка! – физиономия Лорна загорелась, как хэллоуинская тыква. – А ведь теперь ты можешь рассказать нам его тайну?

Я посмотрела на доктора Розена, чье лицо было совершенно непроницаемо. Я хотела рассказать все – вернуть все, как было раньше, до того как я предпочла им Брэндона. Только не так. Не ради удовлетворения любопытства Лорна и не теперь, пока рана еще свежа. Я покачала головой – я расскажу им позже. Меня начала бить безудержная дрожь. Зубы дребезжали, как монетки, падающие на мрамор. Коленки дергались вверх-вниз. Я сунула руки в подмышки и попыталась замереть неподвижно. Это было невозможно.

– Что происходит? – спросил доктор Розен.

Я помотала головой. Никакими силами невозможно было прекратить эту дрожь, которая становилась все сильнее.

– Дайте ей одеяло, – сказала Патрис. Я краем глаза посмотрела на собранную доктором Розеном печальную коллекцию потрепанных подушек годов этак семидесятых и подозрительное старое коричневое одеяло, которое, наверное, застало эпидемию оспы.

– Нет уж, спасибо, – пробормотала я сквозь клацанье зубов.

Доктор Розен встал и отодвинул свое кресло назад. Сел на пол, расставив ноги на ширину бедер, и широко развел руки.

– О боже, – пробормотал вполголоса Макс.

– Что вы делаете? – спросила я.

Доктор Розен широко улыбнулся.

– У меня есть идея, – он развел руки еще шире. – Я чувствую, что вам нужно, чтобы вас подержали на руках. Вы на пороге новой идентичности и нового способа думать о себе, – и его руки разошлись до предела.

– Он предлагает подержать тебя на руках, – пояснил Макс.

– Как?

Макс бросил мне подушку. Я подошла к сидящему доктору Розену и протянула подушку ему, а он пристроил ее наподобие фигового листка. Я встала на колени, потом опустилась на ягодицы. вытянула ноги так, чтобы они были перпендикулярны его телу. Он согнул левое колено, чтобы оно поддерживало мою спину, а правое образовало мостик над моими вытянутыми ногами. Меня все еще трясло, руки и ноги подергивались.

– Дышите, – велел он.

Я вдыхала до тех пор, пока не начало казаться, что моя грудь сейчас взорвется. Медленно выпустила воздух, молекулу за молекулой. Дрожь все продолжалась, но уже не с такой силой. Волна стыда за то, что я опять в этой комнате с очередной неудачей в загашнике, захлестнула меня. Я не сопротивлялась. Не пыталась мысленно бороться с ней или запугивать себя мыслями о смерти в одиночестве. Доктор Розен обнял меня. Я позволила.

Через пару минут я положила голову ему на плечо. Он приобнял меня за спину и привлек ближе. Я зарылась лицом в его рубашку, как ребенок, и начала раскачиваться, туда-сюда. Он мягко похлопывал меня по спине. Я продолжала раскачиваться.

Я попала в какое-то другое место – в какое-то довербальное время, когда меня, маленькую девочку, укачивали на руках, когда я еще не научилась говорить и не знала слов «неудачница» и «провал».

Группа продолжала работать как обычно: Лорн поведал очередную историю о своей бывшей жене, а Макс рассказал что-то о документах, поданных его дочерью в колледж. Они все были здесь, а я была далеко отсюда – я была ребенком, малышкой, младенцем. Когда доктор Розен говорил, я ощущала вибрацию его гортани кожей головы. Я держала глаза закрытыми, но, когда они время от времени на миг приоткрывались, видела часы доктора Розена, ботинки Макса, потертый ковер. Прошло двадцать минут. Потом еще двадцать.

В какой-то момент доктор Розен сказал:

– На этом сегодня остановимся.

Мы так и сидели на полу, а сеанс закончился. Я открыла глаза и выпрямилась. Мышцы бедер затекли, и я не была уверена, что смогу самостоятельно встать. Макс ухватил меня за одну руку, Брэд за другую. Я поднялась и присоединилась к кругу.

37