Группа. Как один психотерапевт и пять незнакомых людей спасли мне жизнь

Постепенно прибывали новые друзья, и наша компания рассредотачивалась вокруг стойки. Я всякий раз оказывалась рядом с Джоном.

Я наблюдала за ним. Он не так много говорил, но его глаза сверкали жизнью, когда он следил за разговором. Пришло время идти в Дом блюза на концерт, и мы с Джоном снова оказались рядом. Стиль его был прост: голубой свитер, джинсы, паркетные туфли на шнурках с закругленным мыском. Его куртка была теплой, но не кричаще модной и не по-бизнесменски серьезной. Я не чувствовала в нем никакого кладбища темных тайн – ни холода одиночества, ни намека на темную сторону, которую было бы так соблазнительно и безумно трудно пытаться исправить.

В сумке зажужжал телефон: сообщение от Рори, которая спрашивала, добралась ли я до дома. Зайдя в туалет, я отправила ответ: Все еще не дома и почти получаю удовольствие!

Дом блюза оказался переполнен потными пьяными людьми в толстовках и высоких ботинках. Джон купил мне бутылку воды. Я поймала себя на страстной надежде, что он не окажется геем. Он кого-то напоминал, но я не могла понять кого. Смутная ассоциация щекотала сознание. Я не собиралась загонять его в угол. Это был просто вопрос. Безвредный вопрос мужчине, с которым мне нравилось разговаривать.

– Ты верующий? – понятия не имею, почему я выбрала именно такую формулировку.

Он в веселом удивлении поднял брови.

– Такого вопроса я точно не предвидел, – и отпил воды, прежде чем ответить. – Я воспитывался как еврей.

Все замерло, исчезли все звуки. Танцпол. Бар. Люди, готовившие сцену. В этот миг, протянувшийся в следующий день, я тоже застыла.

Этот мужчина, которого я отшила несколько месяцев назад, потом списала со счетов как гея, а теперь хотела поцеловать, напоминал мне доктора Розена.

Вот это самое еврейство и подтолкнуло меня к откровению. И вдруг все стало так очевидно. Они оба были интровертами с отточенным чувством юмора и мягкой, но надежной мужественностью, которой не обязательно хвастать. С простым стилем, который не кричал об их статусе или современной моде. Обоих окружала аура уверенности, которая временами перетекала в самоуверенность. И их прямота – он был не из тех мужчин, которые делают вид, что не замечают слона в посудной лавке. Боже ты мой – передо мной стоял молодой, неженатый, подходящий мне по возрасту, имеющий денежную работу мужчина, который напоминал моего терапевта!

Остальная часть концерта превратилась в смазанное пятно пота, танцев и растворения в музыке. Джон стоял в стороне, внимательно впитывая все происходящее. В два часа ночи он пошел провожать меня домой. Городские улицы в крапинах снежных хлопьев были пусты, если не считать собаководов-полуночников с их питомцами. Я чувствовала то, чего никогда раньше не ощущала с мужчиной: я была спокойна, тиха, счастлива и взволнована. Я хотела быть ближе к нему. Я хотела засыпать, слушая его голос. Я хотела слышать, что он думает обо всех наших общих знакомых и о местах, где успел побывать. Он нравился мне, и казалось, у меня под кожей собирается тайная сила. Мы снова посмеялись над тем, что за последние 48 часов оба прикупили новые кровати. Это что-то да значило – мы двое и наши новые кровати. Хорошее предзнаменование.

На следующий день Джон оставил мне голосовое сообщение: «Не знаю, есть ли у тебя сейчас кто-то, но если нет, нам следует общаться».

Приятное возбуждение, которое вызывал у меня Джон, было прочным столпом надежды – такой, которая могла вести меня вперед, а не отвлекать и не стирать остальное в моей жизни. Оно было спокойнее, чем штормовые ветра Стажера и Рида. Оно было ярче и вздымалось выше, чем плоская линия моего стремления к Брэндону. Но не перегружало меня. Я не теряла аппетит. Я нормально спала. Я писала служебные записки на работе и ходила на 12-шаговые встречи.

– Он еврей, неженатый, красивый, с хорошей работой, с либеральными взглядами, добрый и только что купил новую кровать, – я озвучивала все позитивные качества Джона группе. – Завтра вечером идем на свидание.

– И он водил тебя в оперу, – добавил Макс. – Теперь мое слово: Джон – тот самый единственный.

– Не делай этого! – он слишком на меня давит. – Это всего лишь ужин.

Я села поудобнее в кресле и ответила доктору Розену такой же улыбкой: лучиком на лучик.

– Он напоминает мне вас.

Доктор Розен потер грудь.

* * *