Группа. Как один психотерапевт и пять незнакомых людей спасли мне жизнь

Я всегда была равнодушна к украшениям, но это кольцо значило намного больше, чем камни. Мы с Джоном придумали дизайн вместе. Самый крупный камень был в серединке, с обеих сторон обрамляли еще три. Большой камень символизировал нас с Джоном; три меньших – доктора Розена и мои группы. Эти три меньших камня были фундаментом моей жизни. Они познакомили меня с самой собой, с моими аппетитами, яростью, ужасом, удовольствием, голосом. Они сделали меня настоящим человеком. Без них не было бы «нас с Джоном». Каждый день супружеской жизни будет данью уважения той работе, которую я проделала в группе, и я не могла отделить романтические отношения от многих часов, проведенных в группе, развиваясь и врастая в свою жизнь.

– Не могу поверить, что Джон тебя терпит! – сказал Лорн, подмигивая. – Молодец, что нашла себе мужчину, которому не нужно каждую ночь тебя переворачивать.

Доктор Розен охал и ахал над кольцом и сказал сердечное мазл тов, которое легло мне на душу как благословение. С этим мазл тов я была готова примириться так же, как не могла принять его другое мазл тов – по поводу моего места в студенческом рейтинге семь лет назад, когда впервые пришла на прием. Теперь я знала, что доктор Розен любит меня и что я заслуживаю его похвалы и всего, чем бы ни был этот «мазл». Но я жаждала большего. Открытого благословения. Не разрешения, а освящения. Я посмотрела на него и сказала:

– Мне нужно от вас кое-что большее.

– А что у вас на уме?

– Пока точно не знаю.

– Поговорите об этом в группах – и посмотрим, не станет ли яснее.

* * *

Доктор Розен встретил нас в дверях своего аккуратного белого таунхауса в джинсах и коричневых сандалиях, из которых торчали пальцы. Полагается ли пациентке видеть босые ноги терапевта? Я решила, что нет, и перенесла внимание на светлую кухню. Но потом ощутила, что голова практически раскалывается от боли – свирепой стрессовой мигрени, вызванной пониманием, что мне предстоит ужин с женихом в доме моего терапевта. Меня начало слегка подташнивать еще в пути, когда Джон вел машину к тихому пригородному поселку доктора Розена, но теперь единственное, чего хотелось, – это холодный компресс и пару таблеток обезболивающего. Я сжала руку Джона и попыталась успокоить нервы. Ужинать в доме терапевта – совершенно естественно. Я вручила жене доктора Розена букет светло-розовых пионов, она понюхала их и сказала, что это ее любимые.

– Можно мне воспользоваться вашей ванной? – спросила я, не потому что мне было очень надо, а потому что была не готова к светской беседе о телефонных приложениях с мужчиной, за которого планировала выйти замуж, и мужчиной, который был свидетелем множества моих истерик и вдохновленных острицами монологов. Я села на унитаз и стала массировать виски, силой воли пытаясь заставить боль в черепе рассеяться. Я сосчитала число квадратиков туалетной бумаги, которыми воспользовалась (шесть) и нажатий на диспенсер жидкого мыла (три). От соблазна распахнуть дверцу аптечки и посмотреть, что там, у меня начали зудеть пальцы, но понимание, что придется признаваться в своем любопытстве на следующей неделе в группе, помогло воздержаться.

Когда я шла через гостиную на обратном пути в кухню, мне хотелось рассмотреть книги на полках, фотографии в рамках, цацки на кофейном столике, но было слишком страшно.

Не положено разглядывать личную собственность терапевта. К тому же, а вдруг я увижу что-то не вполне благопристойное, типа романов Николаса Спаркса или фотографий, на которых доктор Розен с женой позируют с Гуфи во время диснеевского круиза?

К счастью, его жена пригласила нас за стол. Она говорила с сильным русским акцентом и тепло улыбалась. Между нашими с Джоном тарелками стоял подарок в оберточной бумаге. «Откройте», – с улыбкой сказал доктор Розен. Джон развернул бумагу и вынул из нее белую кафельную плитку с пестрыми рисованными цветами и надписью Shalom Y’all. Они наткнулись на нее во время недавней поездки в Израиль, и им понравилось то, что она прославляла наши корни с обеих сторон: техасские и еврейские. Я просто не нашла слов – могла только смотреть на надпись, проникаясь тем фактом, что, когда доктор Розен путешествует по свету, он все равно продолжает держать меня в своих мыслях. Меня и Джона.

Доктор Розен зажег две свечи и произнес молитву на иврите. Потом, как мы и договорились в группе, возложил обе ладони мне на голову и прочел иудейское благословение, которое читают над ребенком. Вес его руки на голове прекратил пульсацию головной боли, но стоило ему перейти к Джону, как боль с ревом вернулась. Когда доктор Розен произносил молитву над головой Джона, на глазах у моего жениха показались слезы, а глядя на него, прослезилась и я.