Группа. Как один психотерапевт и пять незнакомых людей спасли мне жизнь

Добравшись до группы и опоздав на пару минут, я нажала кнопку звонка указательным пальцем правой руки, левой вертя в пальцах ключи от новенького кондо и изумляясь тому, что теперь нам с банком принадлежит лофт на пятом этаже в Ривер-Норте. Две спальни. От осознания прогресса и способности внести 10-процентный первоначальный платеж за кусок недвижимости я испытала настоящий кайф. Какая удача, какое везение! Пока я усаживалась, все поздравляли меня, но потом сеанс пошел своим чередом, и кайф улетучился, оставив одну-единственную мысль: Кристи Тейт, старая дева.

Я перебила Макса. Не помню, о чем он говорил, но я вклинилась в рассказ своей паникой.

– Послушайте, я не уверена насчет этого кондо!

Насчет всех документов. Всех официальных свидетельств моего «стародевства», скрепленных печатью штата Иллинойс. Мне предстояло заполнить эти пустые, с гулким эхом комнаты одной собой.

Раздраженный вмешательством, Макс вспылил:

– Да все нормально! Все у тебя будет в порядке! Ты поступила правильно, – а потом вернулся к своей истории. Я сидела молча, сколько могла, но гнев на Макса и паника из-за покупки оказались слишком сильны, чтобы долго их заглушать. Мои пальцы сжались в кулаки, и я рванулась всем телом вперед, готовая закричать.

– Ну, началось, – проворчал Макс. Я не смотрела на него, но догадалась по тону, что он закатил глаза.

Да пошел он! Я сбросила с ног сапоги – розовые «угги» для заснеженных улиц – и швырнула один из них в сторону Макса. Клянусь, я целилась в стену над его головой, а не в лицо. И не задела его, но была близка. Когда мой подбитый мехом сапог пролетел круг насквозь, вопль «ДА ПОШЕЛ ТЫ!» пронесся вместе с ним. Я смотрела прямо в лицо Максу, этому самодовольному засранцу.

– Меня тошнит от твоих запугиваний! Тошнит от твоих вздохов! Ты вечно указываешь, что правильно, а что нет! Тебе никогда не приходилось покупать…

Макс схватил брошенный мной сапог и в два шага оказался прямо перед моим креслом, наставив его на меня, как пушку. Он остановился, и я вскочила ему навстречу.

– Да пошла ты сама! – крикнул он мне в лицо.

– Нет, это ты пошел!..

Мы стояли так близко, что я чувствовала, как латунные пуговицы его пиджака задевают мой живот. Моя ярость влетала в его рот, а его гнев – в мой. В его глазах я видела золотые искры и чистую ненависть. Ко мне. И надеялась, что он видит мое неистовство и ненависть к нему и ко всем остальным членам круга – обитателям всего мира, – которым никогда не приходилось покупать квартиру в одиночку, или искать партнера в тридцать лет, или выгребать сквозь тысячи часов терапии, чтобы в итоге оказаться именно там, куда никак не хотелось попадать. Кристи Тейт, старая дева.

– Ни хера ты меня не знаешь, Макс!

– А вот и знаю! Еще как знаю! Что ты мелешь за тупую чушь?

– Я не тупая!

– Тогда перестань вести себя, как дура!

Мне было ясно одно: я буду орать ему в лицо столько же, сколько он будет орать в лицо мне. Я не стану падать в кресло, прерывая это противостояние жалкими слезами. Я буду стоять на своем и орать так же долго и громко, как он. Я буду удерживать свою силу в собственном теле. Он не сможет получить ее.

А потом мы умолкли. По-прежнему стоя в считаных сантиметрах друг от друга. Ярость по-прежнему клокотала между нами. Он отступил и сел. Только тогда я заняла свое место.

Доктор Розен не стал делать после этого скандала никаких громких заявлений. Никаких «это означает, что вы готовы к близости». Никаких наводящих вопросов, типа «У вас когда-нибудь раньше случалась подобная ссора с мужчиной? Просто с другим человеком? Вы понимаете, что это означает, мамэле?» Да я бы их и не расслышала – таким галопом гремело в ушах сердце. И впервые за все часы групповой терапии я не лелеяла тайную надежду, что доктор Розен обратит на меня внимание и похвалит за серьезную работу, которую я делаю. Впервые мне не нужны были его заверения, доказывающие, что я иду вперед и совершаю трудные поступки, чтобы стать тем человеком, которым я хотела быть. У меня были ключи от новой квартиры в Ривер-Норте, они лежали в сумке. Я швырнула сапогом в Макса и не уступила ему в эмоционально заряженной конфронтации.

Нельзя отрицать, что покупка недвижимости – акт судьбоносный, но я отсидела достаточно сеансов групповой терапии, чтобы понимать: моя готовность от души ссориться с Максом может быть даже бо́льшим показателем трансформации, чем новый адрес на Онтарио-стрит.

Тело гудело от адреналина, который, конечно же, потом рассосется, но в эти головокружительные моменты после спарринга по воплям некая прочная, незыблемая часть меня знала: я двигаюсь вперед – на свой беспорядочный, шумный, испуганный манер.