Мужчина окидывает взглядом двор: играют дети, на «бирже» стоят парни. Он словно пытается разглядеть что-то подозрительное, но ничего не замечает. Самый обычный двор, наступил вечер, на стены легли ажурные тени деревьев, с верхнего этажа какая-то женщина зовет сына: «Вахо! Вахо!»
– Ни с кем никуда не уезжай! Тысяча подонков ходит по свету, – произносит водитель.
Лела вылезает из машины и быстро заходит в подъезд, как будто живет в этом доме.
Перед сном Лела моется в бане. Эхо льющейся воды наводит на Лелу страх. Она возвращается в сторожку и видит в свете луны, что на кровати крепко спит Ираклий. Лела рассматривает его и думает, что правы американцы: у Ираклия нежное лицо и белая, почти прозрачная кожа. Ираклий мирно сопит. Лела садится на постель. Снимает обувь. Спиной отодвигает Ираклия к стене. Ираклий морщится и, не просыпаясь, прижимается к стене. Лела чувствует спиной его дыхание. Она вспоминает Кобу и пять лари в кармане. Пожилого водителя и его глаза в сеточке морщин. Пытается о чем-то думать, но не может собрать мысли воедино и вскоре сама засыпает.
На следующий день Лела идет в соседний дом. Во дворе в это время обычно пусто, начались летние каникулы, дети разъехались по дачам и деревням. Лишь несколько ребятишек сидят, пригорюнившись, за столом в тени, играют в карты. Неподалеку стоят на «бирже» соседские парни, среди них Коба и Годердзи, у которого скоро свадьба. Сосед Гоча моет свой автомобиль водой из шланга. Лела приближается к парням и встает напротив Кобы. Тот озадаченно смотрит на Лелу. Его соседи тоже глядят на нее с удивлением. Лела достает из кармана пять лари и протягивает Кобе. Он краснеет, не понимая, что Леле от него нужно.
– Забери свои деньги, мне они не нужны, – говорит Лела.
– Иди отсюда! – Коба сердито отмахивается от протянутой к нему руки, поворачивается спиной, но потом, не сдержавшись, оглядывается и цедит негромко, впившись в Лелу глазами: – Пошла вон!
Соседские парни смеются.
– Что происходит? Чего ей надо? – недоумевает Гоча.
– Э-э, давай сюда эти пять лари, если тебе не нужны, мне отдай, – смеется кто-то.
– На эти пять лари выеби свою бабушку, ясно? – Лела швыряет деньги Кобе под ноги.
Парни хохочут как сумасшедшие. Кто-то даже аплодирует. Один тип со щегольскими усиками и бородкой произносит с одобрением:
– Сагол!
– Коба, это ты от нас скрывал, да? – говорит сутулый парень в джинсовом жилете. – Вот такие у тебя проблемы?
– А ну, иди сюда… Я тебе задницу надеру! – орет Коба, бросается на Лелу, но соседи его перехватывают.
Лела направляется в сторону интерната.
– А ты и вправду дебилка! – вопит Коба.
Лела останавливается, поворачивается к Кобе.
– Чтобы я больше не видела на стоянке твою машину, а то расскажу Цицо, откуда взялись твои пять лари, и Фирузу расскажу, они устроят тебе за еблю с дебилами – на жопу сесть не сможешь! А эту свою бумажку отдай шлюхам вроде твоей матери.
– Э-э, девочка… – оскорбленно произносит какой-то парень. Голос у него мягкий, грудной.
Соседи держат Кобу, Гоча направляет на Лелу воду из шланга, но струя до Лелы не достает. Тогда парень в джинсовой жилетке наклоняется, подбирает с земли камешек, чтобы бросить Леле под ноги, но другой, с грудным голосом, его останавливает:
– Не надо, она же девушка.
Из одного окна выглядывает старик, из другого – какая-то женщина и, насупив брови, спрашивает, что случилось.
– Ничего, закрой окно! – выкрикивает парень с бородкой и усиками, и женщина (по всей видимости, его мать) недовольно скрывается в окне.
Перед тем как забрать машину со стоянки у интерната, Коба подкарауливает Лелу в сумерках на углу Керченской и бьет кулаком в лицо. Лела падает, а Коба пинает ее по спине и по животу. После чего уходит и навсегда пропадает из Лелиной жизни.
Глава восьмая
Наступает август. Время в интернате и так течет медленно, а теперь и вовсе замерло. Остановилось движение на улицах, даже ветер не веет, а уличные собаки стараются не шевелиться: лениво переползают вслед за перемещающимися тенями, сворачиваются в тени клубочком, уткнувшись носом в собственный бок, и раздумывают о своей бесцельной, безымянной, бездомной, безобразной и незарегистрированной жизни. Ливни не освежают. Выйти на улицу, особенно в полдень, немыслимо. С раннего утра солнце, поражающее и неумолимое, обжигает. Вот уже которую неделю этот раскаленный уголь безжалостно опаливает и высушивает эту часть земли. Почва полопалась, как корочка кекса, по раскаленной тверди снуют ржавого цвета муравьи – исступленно, точно под ногами у них огонь и они пытаются отыскать хоть какую-то щель, чтобы спрятаться от этой пытки.
Вечером, когда солнце смещается за край небосклона, спертый воздух почти неподвижен. Тень взошедшей луны украшает пейзаж. Постепенно поднимается ветерок, колышет ветки и побуждает кузнечиков, прячущихся в сваях забора и углах двора, огласить окрестности стрекотом.