Homo ludens

Хочется подробнее рассказать о Вадике, о моем родном двоюродном брате, как я в шутку его называю. У нас действительно какая-то мистическая связь, и это не удивительно, потому что мы – дети близнецов, мой папа Борис ушел так рано, и мы фактически все детство и юность были почти неразлучны. Столько трогательных и смешных эпизодов – обо всех и не вспомнить.

Вот один из них. Вадик с Таней и ее мужем Марком купили на троих, скинувшись по двадцать рублей, старенький мотороллер «Вятка». Он стоял в Баковке в сарае и был предметом всеобщей зависти. Вадик пижонски раскатывал на нем по всей Баковке. Лешка частенько тайком пробирался в сарай и, сидя на мотороллере, мысленно отправлялся в далекие путешествия, преодолевая преграды, и был счастлив. Как-то Вадик выкатил за калитку своего «коня», за ним увязался Леша. Видимо, Леша так смотрел на Вадика, что тот милостиво предложил: хочешь прокатиться?

…События развивались стремительно: вбегает ко мне Вадик со словами: «Я показал Леше, как газовать, но, кажется, не объяснил, как тормозить». Я в шоке. Мы все выскочили за калитку, и в это время на мотороллерес бледным лицом пронесся мой сын. На наших глазах, проехав еще метров двадцать, он на полной скорости влетел в канаву. Зяма подбежал, поднял его, обнял, убедился, что он цел. А Вадику сильно досталось.

Зиновий Самойлович, к тому времени известный писатель, литературовед, юморист, много ездил и по стране, иногда даже за границу – разумеется, в соцстраны. Однажды в конце лета мы с Вадиком на веранде увидели телеграмму. Конечно, не преминули ее прочесть. Текст был примерно такой: «прилетаю сегодня, доберусь сам». Мы решили сделать Зямочке сюрприз и поехать встречать его во Внуково на велосипедах. Тайный мотив у нас был такой: мы надеялись, что, увидев детей, он так растрогается, что погрузит нас с велосипедами в такси и повезет в Москву, на Русаковку, – к концу лета уже хотелось вернуться в городскую жизнь.

Это была абсолютная авантюра. Мы знали, что он прилетает из ГДР, но не знали времени прилета. Сама поездка оказалась нелегкой. Прибыли в аэропорт, нашли рейс. К тому моменту мы уже были очень уставшими и изрядно напуганными. Но пути к отступлению не было! По трапу, весело щебеча, спускались отдохнувшие пассажиры. И вот мы увидели Зяму. Он был радостен, красив и увлеченно рассказывал что-то идущей рядом с ним прелестной даме. Она вся светилась.

Зяма спустился с трапа и направился к автобусу. «Папа! Зямочка!» – закричали мы. Он обернулся и подошел к нам с каменным лицом. «Что вы тут делаете?» – «Мы тебя, папочка, встречаем», – пропищал Вадик. «Ну что ж, встретили – спасибо. А теперь отправляйтесь в Баковку». И никакое наше нытье, что мы устали, грязные, голодные, не помогло. Зяма взял свой чемодан и отправился к автобусу.

Обратную дорогу мы провели молча. Дома ко всему нам еще попало – за то, что долго «катались». Потом мы сидели с Вадиком на крылечке, голова к голове, и обсуждали ситуацию. Я объясняла брату, что эта дама – наверняка хорошая знакомая Зямы, а может быть… и не просто знакомая, но это – наша с Вадиком тайна на всю жизнь. И, надо сказать, никто из участников этой истории – ни Вадик, ни я, ни Зяма – не проговорились.

Леша школу свою не любил, чуть ли не с первого класса покуривал с друзьями в подъезде, и мой друг Олег Киселев, который вел очень интересную театральную студию во французской школе имени Достоевского, договорился, чтобы Лешу в эту школу перевели, и взял его в свою студию. Летом вся студия выехала в Баковку на съемки фильма Poupée («Кукла») по сценарию Киселева. Это было нечто! Тринадцать детей переходного возраста жили в наших двух комнатах и на веранде во главе с Киселевым и мной. Стоит только сказать, что Олег предпочитал в жизни и творчестве свободу, раскованность, любовь, но при этом был настоящим сэнсэем: в работе был строг, дисциплинирован и даже суров. Для съемок фильма мы жгли костры, по участку ходили лошади. Детский гвалт, шум, зычный голос Киселева – наш скромный участок превратился в нечто среднее между цыганским табором и съемочной площадкой. Остальные обитатели дачи… как бы растворились. Если не считать угрожающих возгласов за забором тети Лизы: «Пора вызывать милицию!»

Театр Киселева в Баковке. Слева: Алексей Паперный; справа: Олег Киселев, 1972. Архив О. Киселева

Олегу Киселеву приглянулась веранда Паперных, и он заявил мне, что на следующее утро съемки пройдут там. Ключи были только у Вадика. Тот недолго колебался между сыновним долгом и любовью к сестре и к искусству. И работа закипела. За час веранда была превращена в некий космический объект. Фантазии Киселева не было предела. В качестве декораций использовалось все, что попадало под руку. Слова «бедлам», «беспорядок», «нашествие» не создают всю полноту картины разрушений. Киселев вошел в раж. Вадик принимал активное участие в качестве дизайнера-консультанта.

«Приготовились к съемке!» – рявкнул Киселев.