Однажды Паперный с группой московских литераторов поехал на праздник «Дни советской литературы в Грузии». В один из дней от всей широкой грузинской души их пригласили на охоту. З. С. по рассеянности не успел собраться и потому опоздал к автобусу, то есть на охоту не попал. «Вечная моя несобранность – вещей, мыслей, поступков, – пишет он по этому поводу. – И всю-то жизнь меня разбирает и ни разу еще не собрало».
Даже моего представления о З. С. достаточно, чтобы предположить: его нередко одолевали сомнения и безрадостные мысли глобального характера. Чехов органически родствен его натуре. И я не ошибусь, если слова одного чеховского персонажа припишу З. С.: «Счастья нет и не должно его быть, а если в жизни есть смысл и цель, то смысл этот и цель вовсе не в нашем счастье, а в чем-то более разумном и великом».
А тому, что З. С. не попал на охоту, я особенно рад. Нет ничего более нелепого, чем Паперный на охоте.
По отношению к Зиновию Самойловичу мне трудно быть объективным. Да я и не хочу быть объективным. Это мое представление о личности и судьбе замечательного человека – с его нетвердой походкой, «несобранностью», рассеянностью, со всей его сущностью. Что я знаю хорошо, так это то, что многие и любили, и уважали его, восхищались его талантом. Мне даже неловко говорить о том, как много он делал для меня: писал обо мне, вступался в Союзе писателей, оппонировал на защите докторской диссертации, открыто поддерживал в моих выступлениях в ИМЛИ в период перестройки. Чуть было не написал заявление об уходе из Института, когда я бежал оттуда по идеологическим соображениям («Олег, как ты думаешь, может, мне тоже написать заявление об уходе?»).
Дал ли я что-нибудь З. С.? Да по существу ничего. Кроме своей привязанности и любви к нему.
В начале 1990-х З. С. с Фирой гостил у сына в Америке. Вернувшись, он подарил мне художественный плакат, посвященный Международной конференции по русскому авангарду, работы Владимира Паперного. Не знаю, входило ли это в авторский замысел, но мне кажется, что на плакате нашло отражение общее для русского авангарда устремление к тому, что Малевич называл «супрематическим всеединством».
Стоящая на берегу океана девочка, как сказал мне «по секрету» З. С., – это его внучка Таня. Я вгляделся в ее фигуру: статью, осанкой это же сам Зиновий Самойлович! Он только улыбнулся, когда я ему сказал об этом.
Спустя тридцать лет я снова смотрю на этот плакат, на фигуру девочки и вновь как будто вживую вижу Зиновия Самойловича с той его улыбкой.
Лия Розенблюм (1939-2011). Архив семьи Паперных
Книги имеют свою судьбу[11]
Паперный был человеком многогранно талантливым. Подобно тому как существует абсолютный слух, он обладал абсолютным чувством юмора. Он шутил, как дышал, – легко и свободно. Юмор Паперного – явление художественное. Его фельетоны, пародии, дружеские послания в прозе и стихах долго существовали разрозненно. Иногда звучавшие с эстрады, известные лишь узкому кругу, они редко попадали в печать. В самом конце 1940-х годов сотрудниками «Литературной газеты», где тогда работал Зиновий Самойлович, был создан замечательный юмористический «Ансамбль верстки и правки имени первопечатника Ивана Федорова», основным автором и «худруком» которого был З. Паперный. Теперь даже трудно представить себе, какой отдушиной в ту жестокую и глухую пору были редкие публичные выступления «Ансамбля».
Лишь в 1990 году вышел большой сборник фельетонов, пародий и рассказов З. Паперного «Музыка играет так весело…». Заглавие – чеховское, оно взято из финала пьесы «Три сестры», и вот как автор разъяснял его смысл: «Позади беды и утраты, впереди – новые испытания, но “Музыка играет так весело…” Вынося эти слова в заглавие, мы думали о том, что есть в жизни веселого, смешного. Музыка смеха сопровождает человека всю жизнь: и когда ему легко, и когда тяжело. Конечно, жизнь – не шутка, но шутка – это жизнь».
Паперный открыл сборник своеобразным «руководством» «В помощь смеющимся. (Опыт почти научного пособия по смеховедению)». Этот «Опыт» был написан давно, 23 апреля 1969 года на своем юбилейном вечере в переполненном большом зале Центрального дома литераторов, где его приветствовали Б. Окуджава, А. Райкин, Л. Утесов, И. Андроников, Паперный прочел основные «тезисы». Особенно запомнились «Итоги по смеху»: «Некоторые думают, что смех помогает нам жить и работать. Это они путают смех с песней, которая, действительно, “нам строить и жить помогает”. Смех же помогает нам не жить и работать, а выжить, несмотря на все то, что мешает нам работать и жить. Таким образом, мы приходим к формуле смеха, к его жизнеутверждающему девизу: – Да здравствует все то, благодаря чему мы несмотря ни на что!»
В этой замечательной «формуле», где ничего не названо и все сказано, действительно, есть жизнеутверждающий (или, как выражался Зиновий Самойлович, «духоподъемный») смысл.