I

Анна послушно сняла платье и живо спряталась под одеяло, из-под которого еще какое-то

время следила за проворной иглой, но вскоре, заколдованная этим однообразным движением,

заснула. Закончив работу, Готель сложила платье на столе и посмотрела на Анну, брови которой

были сдвинуты, словно она разрешала во сне великую задачу. Готель погладила её по волосам,

подоткнула одеяло и сама легла спать.

Весь следующий день Анна не оставляла Готель ни на шаг.

- Так красиво, - удивлялась она чистому шву, - что я просто не верю, что здесь что-то было не

так.

После обеда девушки несколько часов провели в храме, готовя его к вечерней службе, пока не

появилась сестра Франческа и не попросила, между делом, Анну сменить воду у алтаря.

- Констанция, - сказала настоятельница с другого конца храма, ясно и четко, что ошибиться

или не расслышать того было бы невозможно.

И Готель повернулась к Анне с пустой улыбкой, не зная, воспринимать ли слова

настоятельницы всерьез или все здесь погружены в какую-то свою игру. Анна же, послушно

откликнулась и скрылась за алтарём. Готель села на лавку, испугавшись, что её сейчас ненароком

хватит сердце.

- С вами всё в порядке? - подошла сестра Франческа.

- Да, матушка, - улыбнулась Готель, - просто мне на мгновение привиделось, что вы

обратились к Анне другим именем, к тому же именем, занимающем в моем сердце особое место.

- К какой Анне? - не понимала настоятельница.

- Анне, - снова улыбнулась Готель, подняв руку в сторону алтаря, но уже полагая себя не

здоровой.

- Здесь нет никакой Анны, мадмуазель, - недоумевала та.

"Мадмуазель, - подумала и закивала Готель, - это знакомое слово". И ей вдруг показалось, что

она пребывает в дурном сне, либо количество вдыхаемых благовоний пересекли в её голове

разумный рубеж и гонят её грешную душу прочь своей невидимой рукой.

- Позвольте, я выйду на воздух, - сказала она и заторопилась из храма.

В её уме невольно начали зарождаться мысли об её возможном отторжении церковным духом

за её грехи или Бог еще знает за что; её сердце наполнил страх, ибо на жизнь без Бога она не

решилась бы ни на минуту. Пусть бы лучше он послал ей наказание, но изгнанию из церкви она,

не задумываясь, предпочла бы смерть.

- Я боялась, что потеряла тебя, - сказала Анна, появившись на площади.

На её лице не было улыбки. Напротив, казалось, она сдерживала себя, чтобы не заплакать, и

всматривалась в лицо Готель, ожидая своего приговора.

- Там совсем нечем дышать, - улыбнулась Готель, вытирая слезу, и Анна бросилась ей на

шею, едва не задушив подругу в объятьях.

Готель разгадала недуг своей соседки. Он давно был ей знаком. Одиночество. Но в чём была

его причина?

- До меня ты жила одна в келье? - спросила как-то Готель.

- Я - важная особа, - столь же важно ответила та.

Как объяснила потом сестра Франческа, "Констанция являлась дочерью фаворитки римского

императора, который после недавней смерти её матери, не доставляя себе лишнего труда,

посчитал лучшим решением прислать её в Санта Марию послушницей".

Теперь, вроде бы, всё становилось на свои места: и желание нового образа и имени, и

беззвучные слезы перед сном, от которых Готель теперь старалась избавить подругу любым

способом, будь то гипнотическое штопанье её гардероба, чтение или вечерняя прогулка к реке.

Было нечто общее, что невероятно сближало их, а именно неприменимое прошлое обеих. И тогда

они позволяли себе впасть в слабость и рассказывали друг другу что-то, что нельзя было точно

определить, было ли то правдой или спасительной фантазией.

И на другом берегу лежал Турин, мерцающий и гаснущий в реке; а здесь, рядом, на траве

лежала Анна. Она водила по небу пальцем, поочередно закрывая им то одну, то другую звезду.

- У тебя есть дом, куда ты могла бы вернуться? - вдруг спросила она.

- Там, - подняла руку Готель, - на западе, за этими горами, - произнесла она, будто повторив

чьи-то слова, и в тот момент её сознание пронзило яркое воспоминание о детстве и старце из

табора - старике Парно, который рассказывал ей когда-то о великой башне и человеке, строящем

её - башню, которая должна была изменить его жизнь, но по какой-то причине похоронила его в

себе. Готель так увлеклась этими размышлениями, что не заметила, что Анна уже давно о чем-то

рассказывала:

- …и у меня ведь ничего нет, кроме имени своего отца, а когда это так, это кажется самым

простым способом всё изменить, - говорила Анна, поднимая спину с травы. - Моим самым

приятным воспоминанием были годы, проведенные в Монте-Сант'Анджело с мамой, сестрой и

братом. И я благодарила тогда архангела за это райское место, которое он избрал своим явлением.

Все люди, со всего света стремились туда; из самого Мон Сен-Мишеля! Туда и обратно. За

исключением моего отца, - Анна завершила рассказ, напев что-то неразборчивое, видимо, чтобы

развеять обстановку и посмотрела на Готель, - а ты?

- Что?