И близится ночь

Кроме того, нам пришлось ответить на вопросы полицейских, потому что кузен Джок исчез. Новость о гибели Ричарда Куина огорчила его, но он не позволил Констанции приехать и помочь Розамунде. Мы так никогда и не узнали, какими уловками он удержал ее от того, что она так хотела сделать, и понятия не имели, какую именно драму он разыграл со своей особой изобретательностью, чтобы заточить свою семью в своем тесном, убогом доме. Мама знала это, а мы нет. Но Констанция была беспомощна до тех пор, пока во время ужина не нашла его сломанную флейту, лежащую между его вилкой и ножом, и не услышала от служанки, что час назад он сказал ей, что уходит и не вернется. «Возможно, он имел в виду, что не вернется до ужина?» – спросила Констанция, и девушка ответила: «Нет, он просто сказал, что не вернется». Тогда Констанция собрала сумку и отправилась под дождем в местный полицейский участок, где, вопреки недоверию, которое продлилось недолго, флегматично заявила об исчезновении своего мужа.

Розамунда позволяла нам с Мэри помогать ей кормить маму, даже когда той было совсем плохо. В том, чтобы пройти с ней весь путь, было дикое наслаждение, хотя путь этот был ужасен. И вот однажды, когда мы с Мэри вышли в сад и стояли среди несообразно красивых деревьев, среди поздней сирени и раннего мая, вдыхая их ароматы, словно обезболивающее, которое могло нас усыпить, Розамунда подняла окно и крикнула:

– Мэри, Роуз, скорее идите к вашей маме!

Мы нашли комнату опустевшей от того, что наполняло ее три дня и три ночи. Свет был чист, и мама тихонько лежала в гладкой постели. Мы радостно подумали: «Она будет жить». Но мама сказала:

– Розамунда надела на меня чистую ночную сорочку, и мне было совсем не больно. – И ее счастье было не эмоцией, а дистиллятом эмоции, и мы поняли, что она при смерти. Ее тело и ее душа наконец расцепились и отдыхали вместе, прежде чем расстаться.

– Дорогая мама, как чудесно, что тебе полегчало, – сказала Мэри.

– Не так уж мне и полегчало, – довольно раздраженно отозвалась она; и действительно, Розамунда, сидящая у изголовья ее кровати, все еще была напряжена. – Сядьте, дети, и побудьте со мной, в этот день вам не нужно беспокоиться о вашей игре. Странно, что я вас не вижу. Я не ослепла, перед моими глазами что-то есть, но я не могу собрать все это воедино. И все же я знаю, что вы красивы, мне не о чем волноваться. Вы все красивы, намного красивее меня. Это было очень приятно. Вы получили свою внешность от вашего папы. – Она глубоко вздохнула и на время ускользнула от нас. Потом она сказала: – Раздайте все ракетки и биты Ричарда Куина, боксерские перчатки и прочее. Но только не музыкальные инструменты. Храните их, пока мы все не уйдем. Интересно, стал бы он по-настоящему хорошо играть на каком-нибудь инструменте, если бы постарался? Но каким разумным мальчиком он был. Как мудро он распорядился своим временем, зная, что должен уйти.

– Это как если бы человек быстро нажил богатство в Сити, – сказала Розамунда, – богатство для других людей.

– Да! – воскликнула мама. – Богатство для других людей! И этим он сделал достаточно, ему должны позволить отдохнуть. – Она дрожала и снова выглядела ужасно.

– Тише, тише, – сказала Розамунда, – не отдавайте нас снова во власть этого.

– Простите меня, я все время забываю, – произнесла мама. – Но это несправедливо, почему он должен продолжать и продолжать?

– Ему хватит на это сил, – сказала Розамунда.

– Да, ему хватит сил, но это не значит, что он не будет страдать, и бояться, и чувствовать это страшное изнеможение. Они должны дать ему отдохнуть.

– Но он был так добр. Он не мог отдыхать, если мог сделать что-то еще.

– Да, и это подло по отношению к нему, – вспыхнула мама, – а как насчет меня? У меня не осталось сил. Я хочу закончиться, я хочу, чтобы меня без остатка съели черви, я хочу, чтобы меня переварила земля. Я хочу этого покоя для него и для себя. Без сомнения, у нас есть какие-то права.

– Пожалуйста, пожалуйста, – сказала Розамунда. – Я часто так пугаюсь, когда думаю, как тяжело быть. Не делайте из меня еще большую трусиху, не переставайте помогать мне, как всегда помогали. Сейчас вам кажется, что мы все ровесники. Но для меня это не так, я все еще целиком здесь, поэтому вижу в вас старшую, я держусь за вас. Я ничего не могу с собой поделать и не могу не просить вас облегчить мне ношу, потому что я моложе. Простите меня, мы всё еще в ловушке этой необыкновенной жизни.

– Да, я должна принять во внимание эту необыкновенную жизнь, – пробормотала мама. Потом она в панике вскрикнула: – Откуда нам знать, что она не вся будет необыкновенной?

– Нам обещал это Ричард Куин, – сказала Розамунда. – Он был обещанием, что она не всегда будет тяжелой.

Она начала заикаться, и мама прервала ее, соглашаясь.

– Да, да, – сказала она. – Вы должны простить меня, я совершаю ошибку за ошибкой. Позовите Кейт и Констанцию, они всегда для меня пример. И Роуз, теперь я готова увидеть детей. Но не прямо сейчас. Я так устала, мне нужно немного отдохнуть. Скажи им, чтобы пришли вечером.