Когда во время гражданской войны в Ишваре он примкнул к сопротивлению, ему удавалось вербовать новых сторонников без промахов: он, как зверь, чуял их скрытые мотивы и не ошибался в расчётах. Кроме одного-единственного раза, но это была уже совсем иная история. Поэтому он был уверен, что здесь, в мире, где его алхимия уже казалась сном, развеявшимся словно предрассветный туман при восходе солнца, его чутьё не то, что не исчезло — но обострилось.
— Увы, — он посмотрел в её прозрачные глаза. — Впервые слышу о подобном.
— Есть ещё кое-что, — она замялась, словно думая, как подобрать слова. — Об этом вечере я услышала от Хельмута Шлезингера.
Исаак скривился — то ли брют оказался кисловат, то ли уровень непонимания ситуации достиг критического. Хельмут Шлезингер появился в окрестностях общества ещё до того, как о нём узнал Исаак и, судя по всему, до открытия Врат. Он появлялся только на открытых собраниях и слыл местным шутом, никто не воспринимал его всерьёз. Поэтому ситуация, в которой Шлезингер оказался информирован о встрече, куда вход был только для избранных, казалась чем-то запредельным. Впрочем, было ещё кое-что. Шлезингер работал на одном предприятии с Кимблером, а уж в том, что этого человека пригласили на загадочное мероприятие у Макдугала не было никаких сомнений.
— Шлезингер был приглашён? — вскинулся Исаак.
Анна пригубила вино и задумалась.
— Вряд ли. Я не знаю точно, но вряд ли кто-то бы позвал такого идиота даже для увеселения.
Ледяной был готов с ней не согласиться: по его мнению, люди, способные всерьёз рассматривать теорию о превосходстве одних над другими, были наиболее склонны к таким мелочным и жестоким развлечениям, подразумевающим самоутверждение за счёт других. Но куда как больше его сейчас волновало то, почему они с Анной оказались за бортом этого корабля? Всякий раз, когда он об этом думал, его мысли возвращались к Кимбли. Видимо, этот гадёныш боится его, боится разоблачения, вот и использует принцип «отделяй и управляй», как говорили философы Ксеркса. Но теперь появлялось ещё одно неизвестное — Шлезингер. Количество переменных множилось с каждым днем, все больше вопросов оказывалось без ответа. А, главное, было неясно, как и где искать бомбу. По мнению Макдугала, это было первоочередным — такое средоточие силы в чьих-то руках делало эти самые руки почти всемогущими. Значит, эту силу предстояло либо похоронить во веки вечные, либо передать в самые достойные руки. Исаак изучал множество новостей со всего мира и уже выбрал себе фаворита на политической арене, вот только говорить об этом вслух кому-либо было чрезвычайно опасно. Поэтому он выжидал, наблюдал и держал всё в себе.
========== Глава 19: Absit invidia/Да не будет зависти ==========
Findest du zu dir?
Dem Sein nicht zum Schein
Definier dich nicht zum Selbstzweck
Du und dich und dein Empfinden
Und was immer dich berührt
Das ist was du wirklich bist
Hör auf dich
<…>
Jede Seele ist geprägt
Von dem was mal war und dem was ist
Das gleiche Ich in anderer Zeit
In, einer anderen Welt
Wärst du wirklich was du heute bist
Lacrimosa «Herz und Verstand»
Получив баснословную, по их мнению, сумму за услуги курьера от Эрнста Шаттерханда, а также билеты на поезд в Мюнхен, троица откланялась и направилась на вокзал. Расспросы полиции по поводу Ульриха снова не дали ничего.
— Эд, как думаешь, за нами отправят хвост? — оглядевшись по сторонам, спросил Ал.
— Угу, — на ходу пережёвывая бутерброд, ответил старший. — А ты что думаешь, эта хитрая безногая задница станет так рисковать? Он даже Ноа к себе ни разу не подпустил. И кошка у него странная, зуб даю!
Ноа и Ал вспомнили разноглазого Вилли и почти синхронно передёрнули плечами — это было одно из самых не поддающихся объяснению явлений в этом мире. Кот вызывал суеверный ужас, хотя, вопреки приметам, был абсолютно белоснежным.
Купе на этот раз выглядело значительно проще — рассчитанное на четыре места и с двумя туалетами на весь вагон, благо, ехать было недолго. На одной из верхних полок уже расположился пассажир с газетой — юный темноволосый парень. Ал и Ноа вежливо поздоровались, Ноа вжала голову в плечи — она была уже готова к скандалу: не все порядочные немцы захотят ехать в одном купе с цыганкой, но, к её удивлению, реакции не последовало. Эд ввалился в купе последним, грубо затолкал под сидение саквояж и плюхнулся на нижнюю полку, с прищуром глядя на вынужденного попутчика, чьё лицо неожиданно перекосила знакомая ухмылка.
— Ну здорово, уже, как я посмотрю, нецельнометаллическая фасолина! — парень, откинув газету, в одно движение спрыгнул с полки и уселся напротив Эда.
— Энви?! — в глазах Эдварда мелькнуло узнавание. — Ты опять вырядился в какую-то фигню?
— Ладно тебе, — обиженно протянул тот, поправляя странного покроя чёрный тренч, под которым был чересчур по здешней моде обтягивающий, словно с чужого плеча, костюм. — Если бы я не захотел, ты бы меня и вовсе не узнал. Эрвин Циммерман, — он учтиво протянул руку.