– Сатурация критическая… Сочетанная травма… правосторонний пневмоторакс… травматический шок. Был уже в коме, когда нашли… – Донеслись до Рене факты. – Доктор Роше, задета печень, лёгкое и, похоже, что…
– Сердце.
Зачем ей всё это говорят? Она не слепая и прекрасно видит едва поднимающуюся от вздоха грудину, сухие губы с плёнкой красной слюны, синие вены и бледную кожу на шее, которая уже не блестела. В теле попросту не осталось ни капельки жидкости. Верно? О да. Вся она осталась на мёрзлой земле, перепачкала покрытие неотложки и теперь рисовала за собой длинный след от колёс. И всё же, хотя Рене едва осознавала реальность вокруг, выточенными в Монреале инстинктами она замечала, как зажимала дыру в животе ладонь второго из смены врача. Как одна хуже другой звучали команды для персонала. Как испуганно следили за единственным монитором медицинские сёстры, а линия пульса на нём учащалась и сглаживалась почти до прямой. Почти мёртв… Живой труп! Но больше всего… больше того, с чем она и без того никогда бы не справилась, Рене боялась взглянуть ниже и узнать, что…
– …придётся ампутировать руки…
Наверное, именно это стало тем самым толчком, который неожиданно вернул в лёгкие воздух, а под подошвы жёлтеньких «вишенок» ощущение твёрдого пола. Реальность прорвалась сквозь паникующий мозг и рухнула голосами, звуками, писком аппаратуры. Ампутировать?! Руки? Руки хирурга?! Они там свихнулись? Милосерднее просто добить!
От этой мысли внутри вдруг поднялась волна звериного бешенства, и Рене, словно очнувшись, вдруг резко остановилась и дёрнула на себя лязгнувшую по полу каталку. В бессильном страхе, что у неё сейчас отберут самое главное, она со всей силы вцепилась в железные поручни и впервые осознанно посмотрела на непонятно когда оказавшегося рядом Бюже. Проклятый шторм собрал в больнице едва ли не всё отделение, но прямо сейчас Рене было глубоко наплевать на ранги, звания и регалии. И потому взгляд, которым она уставилась на главу отделения, отдавал настолько чистым безумием, что старый хирург вдруг шарахнулся в сторону, а затем вовсе настороженно замер.
– НЕТ!
Жёсткий приказ вырвался сам. Рене не сомневалась и не стеснялась. Кажется, она вообще впервые готовилась спорить до посиневшего языка, да только времени у них почти не осталось.
– Я не позволю.
– Роше. Кости раздроблены, вот-вот будет сепсис. У нас нет ни возможностей, ни персонала, чтобы проводить подобные операции. На споры времени тоже уже не осталось!
– Значит, не спорьте и звоните в Монреаль…
– У него дыра в животе! – завизжал глава отделения и дёрнул на себя каталку, но Рене не позволила.
Господи, что за цирк? Они должны бежать и спасать, но вместо этого стоят и решают, а стоит ли вообще это делать.
– Ты ослепла? Наша цель – не дать ему помереть в этих стенах. Всё! Больше ничего, пока не прилетит вертолёт и не заберёт неудачника к Лангу.
Неожиданно Рене истерически захохотала. Заберёт? К Лангу? Господи, какой-то проклятый сюр! Ей захотелось крикнуть, что везти больше не к кому! Что лимит святых на земле как-то внезапно закончился, но в этот момент Бюже договорил, и она резко затихла.
– Я не желаю участвовать в разбирательствах, если из-за тебя он окочурится…
Рене стиснула зубы. Хорошо. Никаких споров. Она натянуто улыбнулась. Увидев это, глава отделения пробовал сказать что-то ещё, но в ту же секунду Рене стремительно перегнулась через длинное тело, вцепилась в противоположную ручку и знакомо вдруг прошипела:
– Идите вон. Жалуйтесь кому хотите. Но не смейте мне перечить.
– Совсем обнаглела? Ты не имеешь права!
– А мне плевать! – внезапно заорала Рене и оскалилась, всё ещё закрывая собой тело. Огромное, гораздо больше её самой. Она не отдаст. Она не позволит! Из груди вырвался рык: – Никто даже пальцем его не тронет без моего разрешения!
– Рехнулась что ли?!