Всё это Рене увидела за какие-то доли секунды. Тренированный мозг выхватил сотню разных деталей, прежде чем выдал проигнорированное в спешке предупреждение. Что-то было не так. То ли слишком знакомо, то ли наоборот – необычно. Думать над этим сейчас было некогда, а потому Рене резко выдохнула и выдернула из ближайшей коробки перчатки. Итак, дело и правда дерьмо. И потому, заткнув поглубже неуместную панику, она ступила вперёд и оказалась рядом с каталкой. А дальше…
Говорят, в момент смерти перед глазами проносится целая жизнь. Картинки из прошлого сменяются подобно камешкам в калейдоскопе, мозг вспоминает звуки и запахи, лица, смех близких. Он забывает обиды и разногласия, пока отчаянно борется с неизбежностью последних минут существования. Разум вычёркивает напрочь любую злость и подменяет реальность иллюзией, в которой так приятно остаться. И Рене, что застыла не в силах даже вздохнуть, вдруг поняла – она умерла. Истекла кровью где-то на заснеженной трассе, до хрипоты искричалась от боли и примёрзла обрывками тканей к холодным камням. Всё. Это конец.
…Воздух рывком ворвался в горящие лёгкие, словно кто-то извне сжал её личный кислородный мешок, и Рене очнулась. Она не знала, почему не заорала. Как так вышло, что испуганный визг не сотряс двери и не выбил стёкла в заснеженных окнах. Наверное, мозг попросту оказался не в силах поверить.
Рене смотрела, но не понимала, кто перед ней. Вылавливала каждую знакомую до дрожи деталь и не позволяла себе даже мгновения осознания. Потому что этого не должно было случиться! История не даёт шансов раз ошибившимся, не повторяется настолько дотошно и уж точно не готовит к такому во снах! Она не рисует в порванных тканях знакомо торчащие голые кости, не льёт на пол кровь, не звучит в ушах страшным писком аппаратуры. А значит, это чья-то дурацкая шутка. Розыгрыш! ЛОЖЬ! Чудовищная. Очень болезненная. И Рене подняла было голову, желая спросить, отчего с ней поступили настолько жестоко, но… Никто ей не улыбнулся. Только собственный рот растянулся в кривой гримасе, пока взгляд умолял сказать, что это неправда.
– …алкоголь, наркотики – чисто. Ни следа. Доктор Роше? Вы меня слышите?
Нет. Рене облизала пересохшие губы и вновь опустила взгляд на перепачканное кровью и грязью лицо. А
Господи, уж лучше бы сдохла она! Возможно, лет десять назад в том холодном подвале. Тогда ничего этого не было бы: ни встреч, ни проведённых вместе ночей, ни заснеженной трассы. Рене знала, почему
– …открытый перелом обеих ступней и диафиза левой большеберцовой… Задеты основные связки, сухожилия…
Если честно, Рене не разбирала ни слова из того, что бубнили ей наперебой парамедики. Она банально не слушала. Да и был ли в том смысл? Рене знала список травм наизусть. Сама же писала их в эпикризе для слушаний по делу бедняги Рэмтони, полгода смотрела на это во снах и вот теперь… Воспоминания окончательно вогнали в ступор, однако затем что-то или кто-то настойчиво потянул вперёд, и ничего не оставалось, как машинально двинуться следом.
Зелёный коридор, мигавшая лампа, оставшаяся позади ужасная дверь… лифт. Рене не понимала, как они шли – быстро ли, медленно. Может, бежали? Или ползли, точно ленивые черепахи? Всё, что она ощущала – как трясёт бесконтрольное тело от страха… От самого настоящего ужаса, который обрушился слишком внезапно. Господи, она не готова! И никогда не будет. Она ведь совсем ничего не умеет!
В ушах вдруг зазвенело, и пришлось вцепиться в край уносившейся прочь каталки, дабы не рухнуть прямо под ноги бригады из скорой. Она не сможет этого сделать. Нет. Не встанет за стол, потому что не объективна, напугана, на грани истерики. И потому что когда-то именно Рене желала