И солнце взойдет. Она

Господи… Господи! Как вынырнуть из кошмара, если не спишь? Паника снова попыталась прорваться в мозг, но Рене немедленно придушила поганую липкую тварь.

– Я иду мыться, – почти по слогам проговорила она и, наконец, выпрямилась, стягивая на ходу халат. – Захотите помочь – приходите. Нет? Тогда, ради бога, не стесняйтесь и придержите своё мнение при себе. Мне всё равно на него наплевать.

– Ты забываешься!

– Зато вы, смотрю, нет. Бога ради! Можете уже бежать в своих мокрых штанишках и писать кляузы в Королевское Общество Трусливых Хирургов. Пусть они прямо сейчас отберут у выскочки её лицензию! Вперёд!

Рене фыркнула и со всей силы дёрнула за ручки каталки.

– Роше! – понеслось вслед, но в этот момент за спиной хлопнули последние двери, и каталка замерла около входа в операционную. Дальше Рене пока было нельзя.

Быстро наклонившись, она прижалась губами к виску и втянула запахи крови, грязного снега и мокрой шерсти.

 «Если однажды на стол перед тобой попадёт дорогой для тебя человек, ты должна забыть его. Он не больше, чем тело, которое тебе надо починить».  

– Не сегодня,mon petit rayon de soleil, – прошептала Рене голосу в своей голове, а потом со всхлипом зарылась носом во влажные пряди, пытаясь уловить аромат мяты. Она торопливо стянула нитриловую перчатку и коснулась подушечкой пальца растянутого дыхательной трубкой рта, чтобы одновременно с шумом вогнанного парамедиком в лёгкие воздуха тут же отдёрнуть руку. – Только попробуй сдохнуть, слышишь? Только посмей! Я… Катись к чёрту со своими нравоучениями, потому что я не забуду!

– Рене, – донеслось до неё через двери, и она подняла совершенно обезумевший взгляд. Отчаяние. – Пора.

Слова застряли сухим комом, и у Рене с трудом получилось кивнуть, прежде чем ноги сами сделали крохотный шаг. Она отступила и налетела на невесть откуда взявшегося позади Бюже. Вдвоем они молча смотрели, как скрылась за обшарпанными дверями каталка, а потом стало до ужаса тихо. Только шорох от перебираемых главой отделения бланков с анализами не давал Рене скатиться в постыдную панику.

– Томограф? – наконец безликим голосом задала вопрос Рене и прикрыла глаза, когда услышала едва слышное:

– Не работает уже пару дней. Может и сможем сделать парочку снимков, но не больше. Катушки заело…

Рене покачала головой. Впервые захотелось кричать и разбить на атомы всю больницу, чтобы выплеснуть гнев. Прямо сейчас она ненавидела всех: себя – за сказанные когда-то слова, Бюже – за халатное равнодушие, и, конечно, вселенную. За то, что эта тварь сделала сним… С ними обоими! Но вместо этого Рене отвернулась от ритмично поскрипывавших дверей и холодно проговорила:

– Мне нужна бригада кардиологов и мастер латать рваные раны. Я не смогу оперировать сразу везде.

– Роше, ты понимаешь, чего хочешь от нас? – устало процедил раздражённый Бюже, а потом махнул в сторону операционной. – Кто он вообще такой? Наркобарон? Оружейный воротила? Особа королевских кровей?

– Энтони Ланг.

Имя будто бы рухнуло сверху бетонной плитой, вынудив подавиться словами, и череда бесполезных вопросов наконец-то закончилась. Рене же с каким-то сумасшедшим весельем вдруг улыбнулась. Забавно, но даже на смертном одре Энтони по-прежнему вызывал трепет благоговения.

– Святой Иоанн Креститель, – выдохнул ошеломлённый хирург.

– Теперь понимаете, почему нельзя трогать руки? – прошептала она. И почувствовала, как сжалось в больной комок сердце, когда Бюже еле слышно ответил:

– Нам бы вообще его вытащить…

Действительно. Спасать безнадёжных теперь больше некому. Остались только они.

– Нет! – Рене вздёрнула вверх палец, останавливая крамольную мысль в самом зародыше. Последовала пауза, а потом глава отделения со вздохом потянулся к пуговицам на халате.

– Мойся, я вызову кардиологов и парочку ортопедов.

– А заклинатель дыр? – робко спросила Рене, хотя даже не надеялась на ответ. Но Бюже оскорблённо дернул щекой, прежде чем скромно ответил:

– Перед тобой. – И Рене облегчённо выдохнула, а потом неожиданно насторожилась, когда Бюже расстроенно покачал головой. – Но, Роше, если ты ошибёшься…

– Не ошибусь. – Она облизнула пересохшие от волнения губы, прежде чем оглянулась в сторону замолчавших дверей и договорила. – В конце концов, кое-кто слишком много мне задолжал.

В операционной было душно и удивительно людно. Собравшаяся вокруг распростёртого тела толпа находилась в постоянном движении и поглощала полезный свет от стареньких ламп. Того и так всегда не хватало, ну а сейчас светильники словно потухли. Медсёстры, анестезиолог, перфузиолог, пять хирургов и восемь их ассистентов работали почти на ощупь, продираясь сквозь критическое состояние Энтони на собственной интуиции и приказах Рене. Последнее вышло как-то само по причине общего ощущения безысходности.