«И вечные французы…»: Одиннадцать статей из истории французской и русской литературы

Бильбоке. Дети мои, времена наступили тяжелые; драматическое искусство пребывает в маразме, равнодушие публики убило театр. Театр! О театр! Где ты прячешься, негодяй?

Грингале. А если у нас утром не будет выручки, что мы будем есть на обед?

Бильбоке. Несчастный! Ты сомневаешься в благом Провидении! Ты безбожник! А если благому Провидению будет угодно дать тебе умереть с голоду, оно в своем праве, благое Провидение, а ты знай помалкивай! [Saltimbanques 1838: 9–10].

Наконец, узнав о том, что Гренгале обманом выманил деньги у богача Дюканталя, Бильбоке, как настоящий артист, дает этому жесту «эстетическую» оценку: «Сие есть высокая комедия! Вот что я называю комедией нравов!» [Saltimbanques 1838: 14].

Этот же контраст обыгрывают вставные музыкальные номера, где, как в любом водевиле, под известные мотивы из знаменитых опер подставляются новые слова, причем иногда весьма рискованные: так, свое детство акробатка Зефирина вспоминает под музыку из оперы Э. Меюля «Легенда об Иосифе в Египте» (1807), написанной на ветхозаветный сюжет, и таким образом как бы уподобляет себя библейскому Иосифу [Bara 2013: 6].

В некоторых репликах Бильбоке проскальзывают даже кое-какие (впрочем, очень завуалированные) элементы политической фронды. Рассказывая о своем прибытии в город Мо, паяц сообщает, что тотчас же «отправился в мэрию получить отметку в паспорте, как это принято у всех свободных народов» [Saltimbanques 1838: 16], а объявляя номера во время выступления своей маленькой труппы, каждый раз подчеркивает, что все это происходит «с разрешения господина мэра» (подобострастие на грани пародии), поскольку «разрешает» мэр, например, вот что: «после великанши вы увидите карлицу, юную лапландку, извлеченную из наших африканских владений» [Saltimbanques 1838: 19]. Это та самая «ироническая безнравственность», которую в мае того же 1838 года обличали театральные цензоры в другой постановке театра «Варьете» с тем же актером Одри в главной роли [Bara 2013: 3] и о которой писал Теодор Банвиль в 1855 году в статье «Комические типы, созданные современной комедией», где подчеркивал величайшие заслуги Бильбоке в деле «разрушения всех вещей, прежде удостаивавшихся поклонения: музыки, драматического искусства и искусства дантиста» [Banville 1877: 242].

Свое профессиональное амплуа фокусника-авантюриста (говоря современным языком, наперсточника) Бильбоке окончательно обнажает в своей последней реплике, завершающей пьесу:

Под каким из трех стаканов находится успех? (Поднимает первый стакан, потом второй). Ничего под первым, ничего под вторым!

Наверняка, господа, он под третьим!

Приходите завтра, чтобы проверить! [Saltimbanques 1838: 20].

Историк театра Оливье Бара подчеркивает огромную роль, которую сыграл в успехе «Паяцев» исполнитель роли Бильбоке Жак-Шарль Одри (1779–1853), в течение трех десятилетий (1808–1841) блиставший на сцене театра «Варьете», где он сыграл больше 250 ролей. Бара считает, что для нас, знающих гротескную игру Одри только по описаниям, комические фразы его персонажей мертвы, поскольку мы не можем услышать интонацию, с которой «гнусавым и издевательским голосом» [Gautier 1853: 1] произносил их артист [Bara 2013: 15]. Тем не менее мы можем судить о них по «отраженному свету»: так, многие современники надолго запомнили реплики Бильбоке и неоднократно цитировали, порой с присовокуплением восторженных отзывов. В число этих поклонников Бильбоке входили, в частности, Теофиль Готье, Жерар де Нерваль, Жорж Санд и Бальзак, который настолько пленился этим образом сам и настолько пленил им свою возлюбленную Эвелину Ганскую, ее дочь и зятя, что все они взяли себе прозвища из «Паяцев» (сам Бальзак, естественно, звался Бильбоке, гордая польская графиня Ганская именовалась дикой женщиной Атала, ее дочь Анна была акробаткой Зефириной, а муж Анны граф Жорж Мнишек – паяцем Гренгале188). Если в России половина стихов из «Горя от ума» в точном соответствии с прогнозом Пушкина в самом деле вошла в пословицы, то во Франции достойными «быть выбитыми на меди» Теофиль Готье назвал фразы Бильбоке, произнесенные голосом Одри. К числу этих фраз Готье отнес такие как «Должен быть наш» (см. выше обмен репликами между Бильбоке и Гренгале относительно сундука), «Сие есть высокая комедия»189 – и еще одну, ту самую, которую переводчик Маркса вставил в «Капитал».