«И вечные французы…»: Одиннадцать статей из истории французской и русской литературы

Последний пример напрямую подводит нас к следующему – и тоже вполне очевидному – типу французских вкраплений в русские письма: это французские или франко-русские каламбуры. Александр Булгаков был совершенно прав, когда 10 октября 1830 года писал брату Константину: «Лучше всего писать по-французски, так еще и каламбурчик подвернется» [Булгаков 1901: 526]. Понятно, что в переписке друзей, в равной степени владеющих французским, каламбуры на этом языке присутствуют в подлиннике и без всякого перевода. Собственно говоря, этот тезис не требует доказательств, но примеры столь колоритны, что некоторые из них я все-таки приведу. 23 мая 1832 года Вяземский пишет жене: «Только не сердись и не дуйся, а мой свинец тебе может и пригодиться: cela te donnera de l’aplomb» [Вяземский 1951: 368]218. 5 июля 1819 года тот же Вяземский пишет А. И. Тургеневу: некоторые говорят, «что я так tolérant, что он [Толстой-Американец] почти подозревает меня на деле быть Talleyrand, то есть, разумеется, фальшивым и скрытным» [ОА 1899: 1, 263]219. Два десятка лет спустя, 20 апреля 1841 года, Вяземский пишет А. И. Тургеневу о Тьере: «У французов памфлеты и журналы суть ступени к правлению. На что это похоже? On a voulu faire un gouvernement à bon marché, et on a fait un gouvernement de Beaumarchais. Тьер ничто иное как Бомарше нашего времени» [Вяземский 1837–1841: 124]220. А. Я. Булгаков каламбурит в письме брату 12 мая 1833 года: «Habiter le palais Anitchkoff sur la Perspective, c’est une très belle perspective!» [Булгаков 1902: 524]221, он же 11 апреля 1832 года сообщает брату каламбур, который придумали некогда французские солдаты по поводу маршала Mortier (в 1832 году прибывшего в Петербург в качестве посла Франции): «Grand Mortier à petite portée» [Булгаков 1902: 281]222.

Все вышеперечисленные случаи перехода на французский достаточно очевидны и вполне объяснимы. Есть случаи менее очевидные, когда переход на французский, по-видимому, объясняется предметом, обсуждаемым в письме. 7 декабря 1818 года Вяземский пишет А. И. Тургеневу о европейских модах – сначала по-русски, но затем быстро переходит на французский:

В употреблении ли у вас широкие панталоны с башмаками? это, по мне, один из важнейших шагов нашего века. В Европе штаны надеваются при одном мундире. Il faut de la libéralité jusque dans la mise. Vive le XIX^e siècle, malgré tout ce qu’on en dit ! Et c’est cependant aux sans-culottes que nous devons nos larges pantalons ! Médire de la révolution française à l’heure qu’il est – c’est médire en Egypte des débordements du Nil. Certainement ceux qui se sont trouvés au bord du fleuve, ont eu pour le moins les pieds mouillés, mais aussi, quelle riche récolte pour ceux qui sont venus après [Либеральность нужна во всем вплоть до платья. Да здравствует XIX век, что бы о нем ни говорили! А ведь нашими широкими панталонами мы обязаны санкюлотам. В нынешнее время порицать французскую революцию – все равно что в Египте порицать разливы Нила. Разумеется, те, кто оказались на берегу реки, по меньшей мере промочат ноги, но зато какой богатый урожай соберут те, кто придут после; ОА 1899: 1, 166]223.