«И вечные французы…»: Одиннадцать статей из истории французской и русской литературы

Бывало, что сами разговоры велись с перебивками – то по-русски, то по-французски; некоторые письма воспроизводят и это. Например, из описания тем же Булгаковым пребывания императорской четы в Москве (в письме брату от 27 октября 1831 года) следует, что императрица Александра Федоровна говорила только по-французски, а император Николай I то на одном языке, то на другом. Ольге, дочери А. Я. Булгакова, император говорит сначала по-французски: «Votre mari a l’air très jeune, on ne lui donnerait pas plus de 18 ans. – Il en a 22, Sire [Ваш муж выглядит очень молодо, ему не дашь больше восемнадцати. – Ваше Величество, ему двадцать два]». На это император отвечает по-русски: «Хорошо делаете, Ольга Александровна, что настоите, чтобы он служил», а через некоторое время, когда доходит дело до просьб, снова переходит на французский, но ненадолго: «voyons, de quoi s’agit-il, dites ce que vous désirez sans préambule [так в чем же дело, скажите прямо, что вам угодно], лишь бы от меня зависело» [Булгаков 1902: 117]. Или другая идиллическая картинка: игры в фанты во время императорского визита в Москву. Обер-камергер Головкин объявляет фанты. Когда дошло до Государя, то Его Величество тронул ему пальцем нос. Головкин сказал: «O, pour celui-là, il sera toute sa vie mené par le nez» [А этого всю жизнь будут водить за нос]. Невольно все захохотали, а Государь сказал: «Mais cela n’est pas à supporter; on me rosse, on dit que je serai mené par le nez» [Но это невыносимо; меня колотят, мне сообщают, что меня будут водить за нос]. – Oui, Monsieur, – прибавила Императрица, – et par moi [Да, милостивый государь, и делать это буду я; Булгаков 1902: 123; письмо от 2 ноября 1831 года].

Этот фрагмент интересен среди прочего еще и тем, что свидетельствует: при всем своем – широко известном – стремлении насаждать при дворе «русскость» (в частности, парадное русское платье) Николай I не чуждался в частном быту французских реплик227.

Французские вкрапления в русских письмах подтверждают, что по-французски, причем на вполне русские темы, говорили в повседневной жизни не только император, но и высшие сановники. Вот, например, князь А. Н. Голицын, в прошлом министр народного просвещения, а в 1839 году главноначальствующий над почтовым департаментом, обсуждает с А. И. Тургеневым речь московского митрополита Филарета: «Прочитав речь его, он сказал мне: „C’est éloquent“ [Это красноречиво] – Я: „Oui, c’est adroit“ [Да, очень ловко]» [Тургенев 1839: 47об.; письмо от 21 сентября/октября]. Значит, Голицын с Тургеневым говорили по-французски. Сходным образом по-французски происходила и беседа П. А. Вяземского с Бенкендорфом в апреле 1830 года, когда опальный Вяземский, долго добивавшийся «реабилитации» и места в службе, наконец получил аудиенцию у шефа жандармов. Именно в ходе этой беседы Бенкендорф произнес знаменитую фразу о том, что «ваши заблуждения были заблуждениями всех нас, всего нашего поколения»; так вот, описывая эту беседу в русском письме к жене 12 апреля 1830 года, Вяземский и реплики Бенкедорфа, и свои ответы передает по-французски – то есть, очевидно, так, как они и были сказаны [Вяземский 1936: 232, 234].

В приведенных случаях устный разговорный источник французских эпистолярных вкраплений очевиден. Но немало таких случаев, когда его наличие ничем не доказано, однако, поскольку никаких других объяснений перехода на французский найти нельзя, приходится предположить, что в основе лежит какой-то французский обмен репликами. Так, в русском письме от 16 декабря 1830 года К. Я. Булгаков рассказывает брату о премьере русской пьесы («романтическое представление» А. А. Шаховского по мотивам романа Загоскина «Юрий Милославский») – и внезапно переходит на французский:

Третьего дня ездили мы смотреть Милославского на Большом театре. Он был совершенно полон. On a saisi avec enthousiasme toutes les allusions, surtout lorsqu’il s’agissait d’attachement au souverain et d’amour pour le pays [Публика с энтузиазмом ловила все намеки, особенно когда заходила речь о привязанности к Государю и любви к отечеству]. Сашка мой так и прыгал на стуле. Я рад был видеть у него не раз слезы на глазах [Булгаков 1903: 432]228.