25 сентября 1942 г.
Вот уже несколько недель, как я ничего не писала. Бывают моменты, когда время мчится с огромной скоростью, а в другие тянется невыносимо медленно. В такую эпоху, как наша, обычная жизнь иногда кажется мне абсурдной. Недавно я зашла в городской универмаг. Мне ничего не было нужно, просто захотелось что-то себе купить, вспомнить о былой безмятежности. Но выбор товаров теперь совсем невелик, так что я довольствовалась цветными карандашами для Лулу и тальком себе для подмышек, потому что погода у нас стоит не по сезону жаркая. Под навесом у входа в магазин я услышала, как две девушки жаловались друг другу, что приходится рисовать себе сеточку на ногах, создавая впечатление, будто на них надеты капроновые чулки, и постоянно чинить платья, потому что нужный отрез ткани теперь не найти.
Я могла бы сказать в точности то же самое. Неужели в этом наше будущее? Неужели мы будем вечно это терпеть? Хотя по крайней мере один из нас остается оптимистом – Лулу. Недавно я слышала, как он говорил Дани, почтальону, что, когда вырастет, выберет себе ту же профессию, только чтобы видеть улыбки женщин, когда они получают письма от мужей или женихов.
Этот малыш такой забавный и смышленый! Даже будучи недовольным, он умудряется смешить нас, сердито выпячивая нижнюю губу, – Марселина тогда называет его губошлепом. Что ж! Посмеяться нам только на пользу.
Я пишу сейчас второпях, потому что мне нужно мчаться на вокзал встретить Антуана, а потом побегу к остальным в кафе. Вроде бы к нам хочет присоединиться кто-то новенький – интересно, кто бы это мог быть…
27
Аурелия, 1942 г.
Церковные колокола пробили половину десятого, когда запыхавшаяся Аурелия наконец слезла с велосипеда и прислонила его к стене кафе. Антуан оставил свой чуть позади.
– Мы опоздали, – выдохнула она, промокая пот со лба. Вечер выдался на редкость жарким для конца сентября. В воздухе висела удушливая летняя духота, действовавшая на нервы. События последних часов лишь усугубили гнетущую тревогу Аурелии. Поезд Антуана опоздал настолько, что она уже не надеялась его увидеть.
– Ничего, объясним, – откликнулся Антуан, отстукивая условленные четыре удара в дверь.
Жозетт, жена Чик-Чирика, впустила их в кафе, закрытое с девяти часов. Задергивая штору, она проворчала:
– Мы уже думали начинать без вас, молодые люди. Где вас носило-то?
Не успела Аурелия объяснить опоздание Антуана, как из глубины зала появилась Мари – она сидела рядом с отцом. На ее лице читалась целая буря чувств – от тревоги до облегчения.
– Ну наконец-то! – воскликнула она. – Я уже вся извелась.
Аурелия сжала руку сестры, успокаивая.
– Возникли непредвиденные обстоятельства, но теперь все в порядке.
Несмотря на улыбку, девушка содрогнулась, представив, что было бы с Антуаном, попадись он с грузом подпольных газет.
– Идемте за стол, – позвала Мари. – Чик-Чирик нальет вам выпить, а мы принесли от Марселины паштет.