Пока мы работали на погрузке, на «Гангуте» было предотвращено несколько диверсий. В помещении динамо-машины электрик Иван Кувшинов обнаружил «адскую машину» с часовым механизмом. Не мешкая, Иван обезвредил ее и доложил комиссару. Чтобы не вызвать паники, мину по-тихому убрали с корабля. Хорошо, что она попалась на глаза знающему матросу, иначе взрыв привел бы к жертвам и мог вывести корабль из строя.
Как потом выяснилось, мину принес вестовой по приказу офицера, который тотчас покинул корабль.
Вслед за этим в кочегарном отделении возник пожар. Сознательно или по халатности кто-то разлил там мазут, и он загорелся, угрожая пороховому погребу. Казалось, неминуем взрыв. На линкоре поднялась паника, многие бросились к выходу, пытаясь покинуть корабль. Санников проявил мужество. Он стал на пути бегущих, ему помогли Куликов и другие активисты. Толпу остановили. Все силы были брошены на тушение пожара. Мичман Заболотский и два машиниста, рискуя жизнью, спустились в трюм корабля и открыли кингстоны. Вода стала быстро заполнять погреба.
Огромными усилиями пожар был ликвидирован. Правда, без жертв не обошлось: несколько машинистов погибли.
Обнаружилось новое несчастье — исчезла схема управления артиллерийским огнем. Вызвал меня комиссар и сказал:
— Надо восстановить схему, Дмитрий. При достройке линкора на проводке кабелей и установке приборов ты работал. Тебе и карты в руки. Бери кого-нибудь в помощники.
На проводке я действительно работал, но черчением никогда не занимался. Вспомнил, что за этим занятием не раз видел гальванера Мухина. Пошел к нему.
— Начертим! — уверенно ответил он, выслушав меня.
Мы отправились в город, закупили необходимые принадлежности — бумагу, тушь, перья с ручкой, линейки. Потом облазили на корабле все закоулки, уточняя, где находились проводка, выключатели. Мой напарник делал при этом пометки в блокноте. После этого сели за стол. Мухин склонился над ватманским листом, приступил к работе, время от времени заглядывая в блокнот и спрашивая меня.
Дня за два схема была восстановлена.
На «Гангут» пришел Жемчужин. Щеки у него горели от сильного мороза. Видно, обходил корабли, предназначенные для отправки в первую очередь.
— Ну как, товарищи, справимся? — спросил он.
Борис Алексеевич, конечно, понимал, какие трудности предстояли нам. Ведь вместо полутора тысяч в экипаже было всего лишь триста человек. Каждый за пятерых должен действовать, и притом в сложнейших условиях.
— Сумеем! — в один голос ответили мы комиссару по эвакуации.
Наступил волнующий день 12 марта. К стоянке линкоров подошли ледоколы «Ермак» и «Волынец». Они взломали лед у кораблей, пробили фарватер на большой Свеаборгский рейд. Задымили трубы. Стальные громады зазвенели якорными цепями, начали выходить из Гельсингфорсский бухты. С линкоров и с берега слышалось могучее «ура», гремели духовые оркестры.
Мы салютовали базе, которая стала опорой двух революций, откуда протягивалась рука помощи петроградскому пролетариату. Покидали Гельсингфорс с чувством неясной тревоги. Хоть и без стрельбы, но нам предстояло сражение, от исхода которого в какой-то мере зависела дальнейшая судьба социалистического государства.
На Большом Свеаборгском рейде к линкорам присоединились прибывшие из Ревеля крейсеры «Рюрик», «Адмирал Макаров» и «Богатырь». Корабли выстроились в кильватерную колонну.
События, связанные с переходом кораблей, широко описаны в нашей военно-исторической литературе. Но, как справедливо заметил Адмирал флота Советского Союза И. С. Исаков, эти события часто изображаются как простой переход кораблей, в то время как это стратегическая операция по перебазированию флота.
В пятидесятых годах вышли две интересные книги — В. И. Сапожникова «Подвиг балтийцев в 1918 году» и Н. С. Кровякова «„Ледовый поход“ Балтийского флота в 1918 году». Обе эти книги мне прислал И. С. Исаков. На одной из них он сделал надпись: «Дорогой Дмитрий Иванович! Внимательно прочтите. Вспомните свое участие в походе».
По совету адмирала я выступал на эту тему с воспоминаниями в периодической печати, в том числе в газете «Красная звезда». Рассказал главным образом о своем линкоре. Этого принципа придерживаюсь и теперь.
Итак, мы покинули рейд 12 марта в 15 часов 15 минут. Вслед за ледоколами строй линкоров и крейсеров возглавил «Гангут». Этот порядок был продиктован тем, что ледоколы с трудом разламывали ледяное поле. Фарватер, который они пробивали, был узок. Поэтому «Гангуту» приходилось своим тяжелым бронированным корпусом расширять его. Линкор содрогался от сильных ударов. На верхней палубе хозяйничал трескучий мороз, а внизу, в машинном отделении, стояла невыносимая жара — котлы приходилось держать на максимальном давлении.
Линкор с трудом выдерживал сопротивление льда, который местами достигал метровой толщины. Рулевой Селиверст Плеханов напрягал все силы, направляя корабль по фарватеру. Начали сдавать заклепки, особенно в местах пробоин, полученных во время войны. Образовалась течь. Стали устранять ее, отливая ледяную воду.