Я ненавижу тебя, чертов Уильямс! (СИ)

Альфред кажется слишком потерянным и, одновременно, увлеченным. Он точно сам не до конца осознает разом всколыхнувшиеся внутри ощущения. Одно дело видеть течных омег на улице, другое, когда это твой омега, от которого и в обычной жизни сносит крышу, а так… Альфред снова жадно втягивает воздух в легкие и прижимается крепче к напряженной спине. Он повинуется странному порыву и осторожно проводит по всему позвоночнику вниз ладонью, широко, неторопливо, до самых ягодиц. И Ваня ведется за касанием, расправляет окаменевшие плечи, подается чуть назад, утыкается бедрами прямо в пах.

— Вань?..

Это еще не течка, только самый первый горячий спазм, и слабое ощущение тревоги. Первый звоночек для омег, что пора сматываться из людных мест, пока еще есть возможность, пока альфы еще не чувствуют. Но Альфред стоит вплотную и ощущает мельчайшие изменения запаха. Альфред с каким-то благоговейным трепетом приобнимает одной рукой за талию, скользит ладонью по животу, но не держит, не принуждает, так что Ваня вполне может уйти. Может, но отдаленно, за нежным касанием понимает — не хочет. Не из-за зверского желания — его пока еще нет и в помине, — а потому, что это именно Джонс, беззаботный, веселый, иногда слишком серьезный, но такой уже родной. Ване все еще немного страшно доверяться, но Альфред — исключение, Альфреду хочется верить, и Ваня попросту прикрывает глаза и позволяет себе раствориться в этих мягких прикосновениях на животе.

— М? — он отзывается запоздало и покорно опускает вниз голову. Ваня все еще не видит лица Ала, но слышит его дыхание и может представить, как подрагивают пересохшие губы.

— Я… Черт, — Джонс осекается и сглатывает, словно мысли разом разбежались в голове. — Я могу остаться с тобой? — тихо шепчет он. — В смысле я и так с тобой, встречаюсь там, все дела, но вот в данный момент? А то мне и идти некуда особо, а в одном доме я точно не выдержу. Господи, ты же и так обычно просто потрясающе пахнешь, а тут у меня совсем крышу снесет и я…

— Альфред, — Иван тихо смеется и прерывает весь этот бессмысленный треп. Растерянный Альфред вместо раздражения вызывает только умиленную улыбку, а то, как он тараторит, Ваню и вовсе забавляет. — Не стану же я выпроваживать тебя из собственного дома, — Брагинский все же осторожно разворачивается к Алу лицом, и мир немного плывет перед глазами.

— Черт…

На щеках Джонса горит яркий румянец, а глаза смотрят с таким восторгом и обожанием, что Ваня окончательно отбрасывает все сомнения. Одного этого нежного взгляда достаточно, чтобы понять — Альфред попросту не позволит себе ничего такого, что не понравилось бы Ване. Джонс и так всегда готов сделать все, чтобы Брагинскому было хорошо, а теперь во взгляде и вовсе только тепло и забота. Ваня знает, что это только пока — скоро Альфреда захлестнет желание, ничуть не меньшее, чем у него самого. Но пока он попросту очарован и растерян — для него быть столь близко с течным омегой впервые.

— Думаю, стоит пойти в комнату, — Ваня берет управление ситуацией на себя, а ладонью мягко проводит по щеке Джонса и заправляет за ухо растрепанные волосы. Бессмысленно, те снова падают на щеку, но от нежности Альфред млеет еще больше, тянется ближе и коротко целует.

— Пойдем, — соглашается он, и голос хрипит за расползшимися мыслями.

Ваня ощущает в теле едва уловимую слабость. Но пока еще все более чем терпимо, хотя присутствие альфы столь близко и подначивает общее состояние, ускоряет то, что обычно протекает по меньшей мере час. Альфред идет молча, но не перестает принюхиваться. Это инстинкты, та часть их общества и отношений между альфами и омегами, которая не меняет веками, тысячелетиями. Зов природы, на который не откликнуться парам попросту невозможно. Естественный толчок к продолжению рода.

Ваня запинается об эти мысли, вспоминая недавний разговор с Альфредом, заходивший уже не единожды. Джонс спрашивал о детях и говорил при этом столь серьезно, что смог прорвать непоколебимую уверенность Вани, что для этого рано. Брагинский не давал своего согласия, но после доводов не смог и сказать четкого и категоричного «нет». Ваня сам удивлялся, как у этого настырного ребенка порой легко получалось управлять им даже при том, что Альфред никогда не давил. Просто он умел быть убедительным.

— У тебя такое мечтательное лицо, что меня так и тянет смеяться, — Ваня правда не может сдержать улыбки, когда усаживается на край кровати.

Он не дожидается, пока Альфред соберется с мыслями, а просто тянется к нему и прижимается головой к животу, прикрывая глаза и втягивая запах своего альфы. Тепло. По волосам медленно ползет ладонь, перебирает светлые пряди и едва ощутимо касается загривка. По коже растекается тонкими иголочками дрожь, а Ваня млеет от нее все сильнее.

— Так смейся, я что, против? — мягкий голос Альфреда звучит совсем тихо, а сам он все больше втягивается в эту странную картину.