Я ненавижу тебя, чертов Уильямс! (СИ)

Ваня задыхается и хнычет, потому что это пытка, приятная, невероятная, но такая тягучая и яркая, что сил себя сдерживать нет. В голове тот самый туман, который мешает обычно соображать, яркое марево из желания и удовольствия.

— Мне хочется коснуться тебя везде.

Ал отрывается на секунду и жарко дышит на кожу, облизывает ее и втягивает между губ. Он не оставляет засосов, но щекотно посасывает, а Брагинский думает лишь о том, как ему вообще мог попасться такой извращенный ребенок. Но ведь нравится же. Кто из них более извращенный, он не решился бы судить.

— Так коснись ниже.

Ваня не верит, что сам это говорит. Он обычно не против прелюдий и долгих игр, но теперь в голове лишь одно желание — ощутить в себе Альфреда целиком, сильно, быстро. А Джонс вскидывает голову и смотрит. В его глазах все та же нежность плотно спутана теперь с желанием, и Ваня не выдерживает, стонет снова, пытается подбросить бедра выше и потереться о чужой стояк. Ведь так сильно этого хочется.

— Быстрее же, ну.

Тепло Альфреда исчезает, но его губы снова на животе. Резинка трусов сползает все ниже, а вслед за ней тянутся и поцелуи, короткие, но ощутимые, горячие, но недостаточные. Они обходят вокруг небольшого омежьего члена, дразнят кожу на бедрах, у коленки. Ваня не понимает, в какой вселенной он находится, когда по плоти все же проходит широко язык, а между ягодиц мимолетно скользят пальцы. Точно не в этой, ведь здесь не могут так мерцать перед глазами все звезды вселенной.

— Господи… — Альфред задыхается и снова облизывает член, втягивает его в рот, посасывает. — Господи, — повторяет он и разводит ноги шире, скользя взглядом по нежной коже. — Так влажно, и запах… Мне кажется, я кончить могу просто от запаха, — Джонс тихо стонет и не сдерживает очередного порыва.

Его язык скользит все ниже, слизывает набегающую смазку, пока руки сминают крупные ягодицы, мягкие, округлые. Ваня теряет самого себя и давит в себе желание свести бедра вместе.

— Что же ты делаешь со мной…

Он задыхается, расслабляется и пытается не вилять так откровенно задницей. Он знает, что по коже скоро будет попросту течь, но язык Альфреда, то, что он вытворяет им, когда проталкивает его внутрь и помогает себе пальцами — это нечто. Он отвлекает от всего, отвлекает от смущения, от всех тех мыслей, что это должно быть не очень приятно Алу. Но Джонс вылизывает усердно, с нажимом и таким азартом, что сомневаться в его удовольствии просто не приходится. Ваня чувствует себя заполненным до краев шаром, который вот-вот лопнет от переизбытка эмоций и ощущений. Но и этого не выходит. Он срывает голос, мечется по кровати, шепчет это навязчивое «хочу» и думает, как бы провалиться за грань, чуть уменьшить это огромное напряжение, ослабить ахренительный запах альфы.

— Вань, я сейчас…

Легкая передышка становится сущей пыткой, пока Джонс дрожащими пальцами скидывает с себя штаны и белье. На футболку просто нет времени, он нависает сверху, целует шею Вани, трется головкой о промежность.

— Ты убьешь меня, — безумно и сбивчиво шепчет он, даже сейчас умудряясь судорожно о чем-то соображать. — Но я очень хочу детей от тебя. Вань?

Брагинский в эту секунду и правда думает, что убьет. Во всяком случае руки, уже опущенные на плечи, сжимаются крепче, до синяков, а сам он снова скользит по головке, которая так близко, но чертов Ал.

— Ты издеваешься, — голос Вани давно уже сорван от стонов и хрипит слишком сладко. — У меня уже есть один ребенок, куда еще.

— Что? Почему я о нем не знал?! — Ал, кажется, даже трезвеет на секунду.

— Это ты, балда, — Ваня кусает за шею Джонса, чтобы хоть немного ослабить то огромное нечто, что разрывает его изнутри. Он давно хочет семью, давно хочет все это испытать, но не думал, что все будет происходить именно так. Однако же с Алом все выходит не как у людей, так почему бы и нет? — Ладно, — в Ване горит не желание, когда он соглашается, а вполне трезвый разум, что удивительно. — Ладно, я хочу детей. Хочу, чтобы ты был их отцом, — взгляд Альфреда проясняется от этого осознания, на губах тянется ошеломленная, но счастливая улыбка. — Но только попробуй смыться. Найду и самолично придушу.

Угроза тонет в собственном стоне, потому что крупная головка осторожно толкается внутрь. Все трепещет и скручивает плотным узлом, Ваня запрокидывает голову назад и сам резко подается вперед, чтобы сильно и до упора, чтобы разом вышибить из легких воздух.

— Я никуда не уйду, — Альфред притормаживает лишь на секунду, чтобы самому справиться с возбуждением. — Никуда от тебя не денусь, всегда буду рядом, всегда буду с тобой.