Я никогда не была спокойна

Однако в Италии новый курс ИСП вызывает сильное беспокойство. Гаэтано Сальвемини даже называет его «съездом консерваторов» и отклоняет предложение возглавить Avanti!. Генеральная конфедерация труда тешит себя иллюзиями, что новое руководство продержится недолго. Но уже на первом заседании партии становится ясно, куда идет дело. Завязывается живейшая дискуссия о том, какие отношения нужно установить с реформистами из Генеральной конфедерации труда. Кое-кто выступает за развитие более тесных отношений с синдикалистами-революционерами и за раскол союза профсоюзов. В конце концов верх берет осмотрительность: решено отправить профсоюзам приветственную телеграмму с поздравлениями по поводу объединения пролетариата; однако при голосовании трое воздерживаются: Балабанова, Муссолини и Трематоре. То есть уже на первом заседании в новом руководстве ИСП появляются трещины.

Ни один, ни другой руководитель не имеет ясной программы, к тому же трудно понять, кто из них лидер. Секретарь Лаццари – честнейший профсоюзный деятель, но у него нет ни харизмы, ни дальнейших планов. Серрати в этот период занимается в основном вопросами местного значения, чаще всего в Онельи и Венеции, где руководит еженедельником Il Secolo («Век»). Он бы с удовольствием отправился в Милан и занял кресло редактора Avanti! но на это не решились, опасаясь усиления полемики с анархистами: те осуждали его за то, что он был шпионом и предателем, когда жил в 1903 году в Вермонте, в Америке[114]. По правде, максималисты, стоявшие у власти в один из самых сложных моментов итальянской истории, никогда не несли ответственности за национальную политику. Это группировка, «не имеющая политического опыта и технической подготовки, не сумевшая вместе со своими органами печати приблизиться к уровню, на котором находилась Critica sociale («Социальная критика») и развить подобную деятельность по подготовке собственных кадров»[115]. Недостатки руководства восполняются бывшим редактором Avanti! Клаудио Тревесом, блестящим журналистом и политиком, который фактически определяет направленность газеты, хотя редактором является Джованни Баччи.

Газета всегда играла второстепенную роль при партии. Делом по-прежнему заправляет Тревес, что не очень нравится победителям съезда. В частности, это не дает покоя честолюбивому Муссолини. При поддержке и поощрении Балабановой он начинает метать гром и молнии со страниц газеты Folla («Толпа»). Он подписывает свои статьи претенциозным L’homme qui cherche («Человек, который ищет»). С этой антимонархической, антиклерикальной и антимилитаристской трибуны Бенито подвергает сомнению моральный облик руководителя Avanti!. Он критикует журналистов, которые якобы пользуются экономическими привилегиями, говорит об упадке партии, которая стала, по его словам, «широким полем для спекуляции», что никак не свойственно социализму, всегда бескорыстному и героическому. «Сегодня многие социалисты, очень многие, обожают деньги»[116]. Похоже, морализм Муссолини вышел из-под пера Балабановой.

Все меняется 8 ноября 1912 года, когда на повестке дня стоят выборы нового редактора газеты. Кандидатуру Муссолини предлагает Лаццари. У нового руководства это вызывает удивление: слишком уж молод и неопытен этот романьолец. Но секретарь поясняет, что нужны новые лица, люди, у которых нет других профессиональных обязательств и которые могли бы переехать в Милан и полностью посвятить себя газете. Великий актер Бенито делает вид, что отказывается от престижного места. Он хочет единодушного согласия партии. Анжелика уверяет Лаццари, что сумеет уговорить Муссолини принять предложение.

Чтобы не оставлять его в одиночестве, я часто составляла ему компанию за едой во время перерывов между заседаниями исполнительного комитета или во время съезда: я предпочитала рестораны попроще. И еще потому, что я была единственным человеком, с которым он мог быть искренним и естественным. Со мной он не ломал комедии, в то время он не завидовал мне и не боялся с моей стороны конкуренции. Было очевидно, что я равнодушна к славе и к материальным благам, и что моя деятельность в рядах партии была совершенно бескорыстной»[117].

Рассказ об их обеде, составленный в третьем лице, похож на театральный сценарий.