– Очень мало. Во – первых, наша страна была богата инструментами с дореволюционных времен, в Россию рекой стекались шедевры. Так же как сейчас стекаются в Америку. Конечно, были прекрасные мастера, но не было востребованности.
– То есть в дореволюционный период было столько скрипок, что на весь советский период хватило?
– Конечно. Госколлекция ведь составлялась из экспроприированных инструментов. До сих пор они так и называются: «Юсуповский Страдивари»…
– Теперь запасы подошли к концу?
– Они в плачевном состоянии, все – таки инструмент без хозяина не живет. А наша госколлекция – это что – то вроде прокатного пункта дорогих инструментов. Они просто обречены на гибель.
– Свои скрипки Вы продаете. А картины?
– Нет. Бывает, конечно, что кто – то изъявляет желание их купить, но я их не оцениваю в денежных единицах. Может, потому, что для меня это, скорее, какие – то личные дневники.
– Ваши скрипки сильно отличаются от скрипок других мастеров?
– Ну, как почерк одного человека отличается от почерка другого. Как – то я был на концерте памяти Игоря Безродного. Играли три замечательных скрипача. Во втором отделении Максим Федотов – на моей скрипке. Таким образом, у меня была возможность прослушать два прекрасных итальянских инструмента и после этого сразу услышать свой, сравнить. Такие совпадения чрезвычайно редки.
– И какой вы сделали вывод для себя?
– Что я, пожалуй, на правильной дороге.
P.S. К этому разговору мне осталось добавить только одну деталь: и ученик, и последователь у мастера Андрея Зубенко все – таки есть – это его сын, Михаил Анатольевич Зубенко, тоже скрипичный мастер высочайшего уровня. А живет он и работает в Москве и (правильно) итальянской Кремоне – очаровательном городе, где каждый камешек помнит походку Антонио Страдивари.
Сергей Попов:
«Служение Асклепию я всегда отделял от поклонения Эвтерпе.»
С поэтом Сергеем Поповым из Воронежа знакомство случилось через Facebook. Поначалу, признаюсь, он «зацепил» меня строчками: «Сквозь разговоры о хорошем / все безнадежней проступал, / ветвями сбоку огорожен, / ноябрьской роздыми опал…». Ну а потом – пошло – поехало. Я задавала вопросы, он отвечал. Я придиралась и привередничала: «Сергей, ау, расчехлитесь, пожалуйста! Снимите с себя галстук, или бабочку, или шляпу, наконец, чем Вы там еще защищаетесь, становясь вдруг таким куртуазным, гладкописным и безупречным в письмах»… Он вздыхал – искренне – и защищался… А что из этого получилось? Тоже, на мой взгляд, искренне и честно.
– Я заметила, что Вам, Сергей, близка формулировка «Когда б вы знали из какого сора…» Это диктуется профессией (знаю, что Вы – доктор)? Особенностями характера? Жизненным опытом? Окружающей средой («Ближе к телу из освоенных наук – прятать веки под слепые пятаки…») ?
– Конечно – «из какого сора» – немаловажно. Это и эпоха, на которую пришлись детские годы, и сугубо личные обстоятельства, и профессиональная стезя. Я вырос в семье литератора. Мой отец, Виктор Попов, автор многих книг прозы, долгие годы редактировал журнал «Подъем». Поэтому с младых ногтей я был вовлечен в сочинительский круг общения. Что, конечно, дорогого стоило. Еще и молоко на губах не обсохло, а можно было свободно поговорить с Гавриилом Троепольским, например. Это много дало для выработки определенных эстетических и нравственных ориентиров. Хотя строго профессиональных разговоров не велось. А стихи вообще редко в них аукивались.
– Ну, Троепольский – прозаик, а в доме у Вас поэты стихи свои читали?
– Случалось. Но не часто. В раннем детстве мне казалось при этом, что взрослые дяди занимаются чем – то недозволенным. Может, и есть в том ощущении какая – то толика истины…
По профессии я врач, а в последние годы и преподаватель – профессор Воронежского медицинского университета. А медики позднесоветского разлива – известный ресурс современной русской словесности. В этом плане я не оригинален. Хочу только отметить, что служение Асклепию я всегда отделял от поклонения Эвтерпе. Это совсем разные системы внутренних координат. Сосуществуя, одна не затрагивает другую. Вообще я считаю, что для пишущего человека очень важно умение жить в параллельных реальностях, не растворяясь в событийном хаосе каждой из них. Жизнь – это рядом со строками. Но «каждый пишет, как он дышит» – это не про меня.