Я! Помню! Чудное! Мгновенье!.. Вместо мемуаров

Вместе с тем думаю, что если какому – либо человеку не свойственна способность сочленять слова особенным образом, то никакой «сор» не позволит написать ему что – то стоящее. И никакой Литинститут здесь не поможет – в перестроечные годы мне довелось окончить его. А тогда там вели семинары Александр Межиров, Юрий Левитанский, Евгений Винокуров, Анатолий Жигулин. Но превращать воду в вино – это уже не человеческая компетенция. Хоть биографии иных студентов и были фантастически богатыми… Бродский говаривал, что поэтические тексты вообще не имеют никакого отношения к реальности. Конечно, тут он хватил через край. Сам язык, на котором написано сочинение – разве это не реальность? Но о чем идет речь – очень даже понятно.

Мне приходилось несколько раз какое – то время жить в Вене: как врач я стажировался в университетской клинике Allgemeines Krankenhaus.

– Да, я читала Ваши «венские» стихи. «…мерцают сызнова над Веной черепичной / диезы праздника без имени, и весь / бедняцкой прихоти, бессоннице скрипичной / то там аукается пригород, то здесь – / беспечной беженкой из весей виноградных / туда, где муторный до дрожи рыбий жир / в суровых бабушкиных каплях аккуратных / страшит любителя коверкать падежи». Знаете, Вена это – мой город, я тоже отправляюсь туда «вдохнуть дунайской тины»…

– И вот там, конечно, событийный «сор» и явился главным виновником появления на свет упомянутых выше строк. О Вене рассказывать можно долго. Одна только встреча и разговоры с Сергеем Аверинцевым – отдельная тема…

– Ну, сор – не сор, но Ваши венские стихи – вздрагивающие и трепетные. Я тоже встречалась в Вене с Аверинцевым, бегала к нему в университет слушать его интереснейшие лекции о русской поэзии. А что из разговоров с ним Вам особенно запомнилось?

– Много говорил о Вячеславе Иванове. Он очень был Сергею Сергеевичу интересен. Аверинцев дружил с его сыном, который жил в римском отцовском доме, и не раз ездил к тому в гости. Дом этот расположен очень красиво, на холме. Аверинцев любил бывать там не только из–за возможности поработать с рукописным наследием Иванова, но и ощутить ауру того места, где все это писалось. Кстати, в это время – самое начало двухтысячных – в Питере вышла книга Аверинцева о Вячеславе Иванове «Скворечниц вольный гражданин…».

Рассказывал Сергей Сергеевич – а точнее – сообщал – о своей работе над комментариями к библейским текстам. Сетовал на то, что уже написанное в свою очередь требует пояснений. И объем работы растет как снежный ком… Хотелось подробностей. Но чувствовалось, что эта тема для него очень личная. И настойчивые расспросы здесь неуместны.

Говорил, что в новейшей русской поэзии не ориентируется. Лукавил, конечно. Ведь приглашал выступать в Институт славистики Венского университета, где профессорствовал, Ольгу Седакову, например. А к книжке Бахыта Кенжеева предисловие писал… Но констатировал, что он вне литературной текучки, о чем нисколько не сожалеет. Вот букинистические магазины – это его. Там можно выкопать много нежданного и редкостного. И действительно, пока я провожал Аверинцева до его дома, что был в двух шагах от университета, он несколько раз «заныривал» в какие – то невзрачные подвальчики, до потолков набитые разнокалиберными книжицами.

– «…Разные системы внутренних координат, и сосуществуя, одна не затрагивает другую». То есть, Вы хотите меня уверить в том, что после того, как входите в аудиторию, где ждут студенты, и закрываете плотно за собой дверь, ни одна стихотворная строчка не имеет никакого шанса распуститься у Вас в душе, потому что это – параллельная реальность? А Вы на лекциях включаете «рацио» и «не растворяетесь в событийном хаосе»? Если можно такое рассказать, расскажите, как они у вас пишутся, Ваши стихи. «Корабельный крик похож на птичий – / или это равенство обличий на предельном выделе тепла. / Длинноклювых кранов развороты. / Встречных чаек гибельные ноты. / Осени небесная зола…»