Я! Помню! Чудное! Мгновенье!.. Вместо мемуаров

– Возможно. Но по моему ощущению, если что – то из нее сегодня и читают – это именно стихи. Почему? А потому что темп нынешней жизни не позволяет выключаться из нее надолго. Поди осиль нынче роман… А стихотворение – это компактное высказывание, где художественное вещество очень концентрировано. И оно потом уже распределяется по крови – когда человек давно закрыл книгу или отошел от монитора. И как ни в чем не бывало продолжает свои бега. Но как ни в чем не бывало – не получается. Уже что – то произошло… Впрочем, это, верно, лишь автору мнится, что может все – таки что – то произойти.

– Знаете, Сергей, какая – то у нас с Вами бездыханная беседа получается, как вышивание гладью. Может, мои опасения по поводу дистанционности разговора оправдывает себя? Ни тебе рванного ритма, жизненных уроков, метаний – все равнинно. Вы всем довольны, жизнь в Воронеже беспроблемная, медицина и поэзия прекрасно между собой ладят, столица не поманила остаться после обучения в Литинтституте… «Крокодил не ловится, не растет кокос» – это не про Вас. Ну хоть какой – то спонтанный, необдуманный поступок Вы совершили, о котором можно сокрушаться или гордиться и восхищаться им?

– Наверное, главный мой спонтанный, необдуманный поступок, который вершу и поныне – это писание стихов. Сокрушаться ли об этом или гордиться? Право, не задумывался. Настолько, видно, это со мной срослось. А что до метаний и уроков – их было более чем достаточно. Оттого и внутреннюю «равнинность» ценю и пытаюсь в себе поддерживать. Ведь все эти вспышки эмоций, «глаз закатывания и прыгания в поезда» – живые семена, для произрастания которых требуется почва. А равнинные почвы – самые плодородные. Если позволить себе без остатка раствориться в вихрях частной жизни, кто ж писать будет?

Расчет у меня не в крови. В Литинститут я поступил уже будучи врачом. Зачем, казалось бы? А оставаться потом в Москве… По мне Москва хороша для приездов и гостеваний. А вот писать там не могу. Не то чтобы темп жизни, суета и так далее. В Воронеже и покруче бывает. Просто чего – то необходимого лично для меня в воздухе нет.

Отказ от чего – то потенциально выгодного – это тоже своего рода безрассудный поступок. Лет двадцать назад как врач я долго стажировался в Соединенных Штатах, да и потом не раз там бывал. Девяностые годы, лихие времена… Жизнь кругом нищенская. Можно было, как говорится, упереться рогом и стать жителем Нового Света. И летать потом туда – сюда, как многие нынче и делают. Но перспектива сия меня не приманила. И не потому что я такой образцово – показательный патриот. А просто не приманила. И я не сокрушаюсь. И не горжусь.

Вообще жалеть о чем – то или гордиться чем – то – это скорее о рассчитанных действиях. Тогда обидно, если рассчитал неверно. Или лестно, если предусмотрел загодя. А если случается стихийное бедствие – какая уж тут гордость… А случается. Сугубый серьез повседневности на то провоцирует. Ну почему, скажем, не плюнуть на все и не собраться в одночасье в Ригу? Без каких – либо явок и паролей. Там жил когда – то мой дядька. И я в детстве наезжал… И вот я уже брожу вдоль пустых осенних пляжей, вспоминаю вкус тамошнего бальзама, прикидываю, куда бы деться вечером… Сегодня, правда, такой номер уже не пройдет – виза нужна. Но сама стихия при мне.

Михаил Янушкевич. Пришел свободный человек

Когда я зашла в библиотеку СТД и попросила папку с вырезками о народном артисте России Михаиле Янушкевиче, к моему изумлению, предполагаемых многочисленных интервью знаменитого актера там не оказалось. Сам Янушкевич объяснил это тем, что просто не любит сей жанр как таковой. «В наше время, – утверждал Михаил Борисович, – журналисты задают вопросы все больше житейские. И ответов ожидают таких же. Для них „жареное“ – хорошо, истории и байки – просто великолепно. А эпатаж – еще лучше».

– Помилуйте, – говорю, – Вы и сами играете в непростых пьесах: и знаменитый «АРТ» Ясмины Резы в режиссуре Патриса Кербрата, и «Пляска смерти» Стриндберга, и «Входит свободный человек» Стоппарда, и «Берлиоз» Сергея Коробкова просто обязаны рождать эпатажные вопросы.

– Да, но вопросы, связанные с творчеством, а меня обычно просят рассказать: по какой такой причине я ушел из театра… Я, конечно, люблю живой разговор, но гораздо меньше мне нравится то, что переходит потом на газетную полосу. Потому что порой именно интонация или даже простое междометие решает суть дела.

– И все же рискну задать тривиальный и приземленный вопрос. Обычно, представляя интервьюируемого, мы говорим: «Знакомьтесь, актер такого – то театра». А вас как прикажете представить?

– Артист.

– Видимо, это примета и даже веление времени. Раньше актер, не служащий в том или ином театре, казался и себе, и окружающим в чем – то ущербным.

– Да, время изменилось. Сейчас свободный художник, он и есть свободный художник. Есть выбор. В силу каких – то причин, конечно, все еще сложно не быть прикрепленным к какому – то определенному месту, но, с другой стороны, это благо.

– А можно об этом подробнее?