Я! Помню! Чудное! Мгновенье!.. Вместо мемуаров

Понимаете! Не должно быть человеку хорошо, когда стольким людям не просто плохо – невозможно! Крохотная, всегда защищавшаяся Армения, страна, у которой на протяжении последних веков забрали всю территорию, какую только можно забрать, уничтожили столько людей, сколько можно уничтожить, и где сегодня трети населения, почти миллиону, просто негде жить… Она ведь разъезжается, переходит в диаспору. И людей, конечно, можно понять, вероятно, каждый из них в отдельности правильно делает, но для нации это страшная трагедия.

– Как, наверное, можно понять советских немцев или евреев, покидающих пределы страны. Обстоятельства все больше вынуждают людей становиться космополитами…

– Да, но здесь ситуация существенно иная. Евреи и немцы уезжают все – таки в свой национальный очаг государственности, неважно, кому и насколько он свой. Тут есть некий созидательный импульс, смена судьбы на судьбу. А армяне свой очаг покидают, для малой нации это разрушение, потеря судьбы… Я вообще с уважением отношусь к космополитизму, достойная, я считаю, позиция и для многих, видимо, плодотворная. Но мне такой способ жить недоступен. Я привязан не только к этой культуре, но и к этой земле, и ко всем ее ужасам, и к грязным лужам, и к алкашам, и к этим бесконечным, бессмысленным пространствам, которые каким – то странным образом осмысляются, и пронизывают тебя насквозь, и дают ощущение глубины и значительности каждого мига, и в конечном счете – ощущение Абсолюта…

Какие – то хриплые голоса из толпы закомплексованных графоманов и бывших писателей орут мне, что все это не мое, а ихнее, что я здесь пришелец, а они хозяева. Что сказать? Все мы в этом мире пришельцы; но дело в том, что чувство языка, и чувство культуры, и даже чувство пространства у живого человека отнять невозможно, как ни пытайся, а у писателя невозможно отнять и у мертвого. «Попробуйте меня от века оторвать, – Ручаюсь вам – себе свернете шею!»

Многие из уехавших и уезжающих говорят, что это конец эпохи, что двухсотлетнее пребывание евреев в России кончилось. Что ж, если так, то кончилось и что – то еще. Русское еврейство, то есть народ, к которому я имею честь принадлежать, – это кровная, именно кровная (привет господам патриотам), неотторжимая часть русской жизни и русской культуры. И если в экологии исчезновение вида может привести к глобальным сдвигам, то в русской культуре исчезновение этого вида неминуемо приведет к тяжелейшим последствиям. Она пострадает не только той частью, которая будет из нее удалена, но и всем своим основным корпусом.

В общем, грустный получается у нас разговор и не вполне литературный. Но сейчас как – то все переплелось, трудно отделить одно от другого, да и, честно говоря, я не очень пытаюсь. Я, конечно, в жизни больше всего люблю все – таки литературу, но уж в литературе – больше всего все – таки жизнь…

– Ну, коли Ваше кредо писателя уже обнародовано, давайте поговорим о делах литературных. На сегодняшний день одна из самых нашумевших и полемических ваших работ – монография «Воскресение Маяковского» – впервые была опубликована в Мюнхене и получила премию имени В.И. Даля (парижское жюри под председательством Виктора Некрасова). Очень сильная, на мой взгляд, книга, нетривиальная, неожиданная, виртуозно – дотошная, но читаемая взахлеб. Недавно ее напечатал журнал «Театр», и готовит к выпуску издательство «Советский писатель». Конечно, все мы знаем, что в нас заложена склонность к мифотворчеству. Поэтому люди алчно впитывают в себя ошеломляющие или таинственные рассказы о жизни тех, кто выделился из среды себе подобных, творят легенду и сами же проникаются фанатичной верой в нее. Это бунт романтики против повседневности.

Ваше видение Маяковского резко отличается от всего читанного нами ранее, видимо, потому оно и считается «полемическим». Как бы ни относиться к этому поэту, меня лично всегда изумляла всепожирающая сила его дарования. И все – таки, что Вас побудило написать именно о нем? Кто он для Вас лично?