Я! Помню! Чудное! Мгновенье!.. Вместо мемуаров

Честно говоря, я не считаю, что своими работами как – то намеренно декларирую принадлежность к «школе» – в этом нет необходимости, поскольку «быть волковым» – это мое естественное состояние. На протяжении жизни можно по – разному к этому относиться, но стать не – собой, наверное, невозможно. По крайней мере, у меня нет такого опыта. То, что достается нам по праву рождения, воспринимается не только как привычная среда, но как картина мира. Для серьезной рефлексии требуется немалая временная дистанция, на которую я к своим пятидесяти, как мне кажется, вышел. Сейчас для меня совершенно очевидна та определяющая роль, тот огромный материал, который дает художнику его детство, самые ранние переживания, которые так трудно передать. Скорее, их можно лишь мыслить.

Наш дом был наполнен картинами отца и деда, а также моего прадеда по маминой линии – прекрасного художника и известного реставратора Рыбникова, и живописью из его весьма разнообразной коллекции. Поэтому я не могу сказать, что родился под березами и осинами – я родился среди прекрасной живописи, насыщенного и выразительного цвета. Городской ребенок большинство времени проводит дома и там же получает первые визуальные впечатления. Возможно, именно благодаря полученной колористической «прививке», цветами своего детства (в противовес привычно поминаемой московской серости) я скорее назову что – то совсем другое: ультрамарин зимних сумерек, или желто – золотой свет окон замоскворецких домиков, или зеленую дымку ранней листвы над крышами. Конечно, когда я позже стал делать первые попытки «оперировать цветом» самостоятельно, известные трудности нужно было преодолеть – все же Россия по сравнению с Востоком дает куда как более скупой материал. Возможно именно по этой причине меня уже в раннем детстве привлекало абстрактное искусство. Конечно, живьем увиденная Средняя Азия в прямом смысле слова открыла мне глаза, дала по – новому почувствовать цвет и свет; похожее чувство я потом испытал годами позже, впервые попав в Италию.

Чтобы подытожить эти пространные рассуждения, я бы так сказал о волковской школе: «свобода – цвет – жизнь». Надеюсь, прозвучит не слишком высокопарно.

– У тебя есть свой собственный художественный манифест?

– Нет, я настойчиво избегаю любых лозунгов и деклараций – их было сделано более чем достаточно за последние сто с лишним лет. Лучшим манифестом художника являются его работы.

– Про рассуждающего художника твой дед говорил: «Будет искусствоведом»…

– Он был совершенно прав. Вот сейчас и гадаешь по дороге на выставку contemporary art – читать ее надо будет или смотреть.

– Мы вот говорим: «магия картины». Можешь объяснить, что это для тебя означает? Согласись, не такое уж и частое это явление.

– Это такое воздействие картины, которое как раз противоположно «текстовому» подходу. Если эта магия присутствует, то произведение будет воздействовать помимо объяснений, комментариев, контекста и даже названия, причем воздействовать на зрителя вне зависимости от его подготовленности. Я бы сказал, что это пик абсолютно чувственного восприятия, своего рода противоположность интеллектуальному.

– Вот, смотри: цветовая стихия твоих картин. А она именно что – стихия. Скажи, то, какой картина получается у тебя в результате: сюжет (даже если внешне он и не каждому взгляду различим), форма, цветовое решение – это твой собственный «произвол» над картиной или картина ведет себя как диктатор, и сама определяет не только сюжетно – бессюжетные повороты, но и краски диктует, но и их оттенки «подсказывает»?..

– Всегда есть внутреннее видение того, к чему я стремлюсь, есть идея работы, замысел. Но меня все больше влечет взаимодействие случайного и определенного. Это сложный вопрос, связанный с внутренней свободой, которой надо постоянно добиваться. Как говорит мой английский друг, художник Винсент Хокинс – «Надо позволить вселенной войти в свою работу».

– У тебя постоянно идет не только поиск красок, но и визуальной формы твоих работ. Помню, раньше было много больших и очень больших квадратов и прямоугольников. А тут возникли и стали чуть ли не доминантой овалы. Ясно, что это некое твое послание миру и людям, а не просто изысканно – утонченный выплеск – закругление, «заоваливание» живописной парадигмы. Ты, конечно, помнишь уже хрестоматийные строки: «Я с детства не любил овал! / Я с детства угол рисовал!». Это написал в 18 лет поэт Павел Коган. И объяснение было такое: «Как равнодушье, как овал»…