Я решил стать женщиной

Половозрелая уже ученица бойко изложила все свои благодарности родной школе, на прощание закончив свою речь на немецком языке. Вышла первоклашка. Напуганная, она начала говорить, запнулась и убежала под свою табличку <1 <Б> КЛАСС>. К микрофону вышел солидный восточный мужчина, префект нашего округа... оказался дурак. Он нестерпимо долго и нудно говорил об открытии в его районе новой транспортной развязки. Его не только не могли понять бедные первоклашки, его не могли понять даже родители - <К чему он это говорит? Может, перепутал совещание с началом нового учебного года!?> - все удивленно пожимали плечами. <Дурак!> - неожиданно прилично для русского человека сформулировал один родитель причину такого нескончаемого потока никому не нужной в данный момент информации. <А-а-а!?> - все радостно всё поняли и, конечно, дружно с этим согласились, сплочённые в этот знаменательный день весёлой и одновременно злой родительской солидарностью.

Наконец, здоровый дядя, ученик одиннадцатого класса, взял на плечо маленькую первоклассницу, у той звоночек в руке - Дзинь... дзинь... дзинь... "Заходит 1 <А> класс", - добрая директорша, принявшая нас в школу, привычным командно-армейским голосом рявкнула в микрофон. Совсем маленькие детки, взявшись послушно за ручки, парами побежали в школу. Я от умиления расплакалась. Вот и мой ребенок, озираясь по сторонам, ища глазами папу или маму, скрылась за дверьми школы. Я уже плакала навзрыд. Я надела солнечные очки, опустила голову и начала выбираться из толпы родителей.

Вечером праздновали первый учебный день моей дочки. Я пригласила в Патио-Пиццу на Октябрьском поле Машу, Катю и, конечно, свою любимую первоклашку с белыми бантами Лизулю. Мы сидели, ели. Лиза познакомилась с двумя другими девочками, и они уселись втроем, забравшись на высокие табуреты, в баре.

Я ела пасту <Распутин>, сейчас она стала называться в Патио - <Портовенере>, это такие черные макарошки с вкусным сливочным соусом, с кусочками копченной осетрины и с красной икрой, икры было мало. Но вкусно, я вообще люблю все пасты со сливочным соусом..., а, точнее, я вообще люблю итальянскую кухню. И ещё очень люблю кухню русскую.

Я сидела за столом напротив окна и задумчиво смотрела в него на проезжающие мимо машины. Было грустно: Моя сегодняшняя жизнь незаметно для меня самой быстро наполнялась событиями, взаимоотношениями, и действиями близких людей, смысл которых я абсолютно не понимала, и на которые я не могла никак повлиять.

Уже в июне еще до смерти моей мамы, в нашу квартиру в Тушино, куда переехала Маша с Лизой из съемной квартиры на Михалковской, поселился Усум, Машин знакомый стоматолог: и не один. Он поселился со всей своей семьей - с милой, по словам Маши, Бариядкой, его женой; с двумя их детьми; и чуть позже к ним присоединился их взрослый племянник. Я не вмешивалась, решив, что пусть Маша делает, что хочет, что мы развелись, и это уже не моё дело. Но начала жаловаться Лиза, что более взрослые два мальчика обижают её, отнимают её игрушки, а Усум всё свободное время сидит перед телевизором и играется с только что купленной мной для неё игровой приставкой. Дошло до того, что она не хотела уже возвращаться от меня домой, мне приходилось её уговаривать и везти её обратно чуть ли не в слезах. Я уже чувствовала, что Лиза - большой козырь в руках Маши и беспроигрышный рычаг управления по отношению ко мне. Поэтому я старалась быть осторожной и не хотела конфликтов со своей бывшей женой. Видеться с дочкой в любой момент - было самое важное для меня, и я смертельно боялась потерять эту возможность. Но всё равно пришлось всё-таки спрашивать Машу, почему живёт столько посторонних людей в нашем доме. <Они на неделю>, - ответила милая Маша. Неделя прошла, прошло всё лето, мы съездили в Балтийск, в начале августа я, Катя и Лиза съездили отдохнуть на неделю в Шарм эль Шейх. Приближался первый Лизин учебный год, а моя дочка в своей же квартире имела только размеров её маленького тельца спальное койко-место. Зачем мне тогда надо было оставлять жене свою квартиру? Я оставляла её не только ей. Я оставляла её своему ребенку. Я какое-то время объясняла Маше, что ребенок начинает учиться, что ей нужна спокойная обстановка и своя комната. <Да, я согласна, они скоро уедут>, - опять говорила Маша. И восточные люди по-прежнему табором продолжали жить у нас.

Я приехала за неделю до первого сентября, вошла в квартиру. Усума не было. И уже сказала не Маше, а Барияд: <Приеду через день, если кого-то увижу, то привожу знакомых ментов, и они всех выкинут из квартиры со всеми манатками. Передайте это своему мужу>. Поверили: Подействовало: Уехали.

Я сидела за столом, с остекленелыми глазами: машинально отвечая, машинально улыбаясь. Всё, что я могла съесть, я съела, и теперь я никак не могла вместить в себя вторую чашку чая и наполовину недоеденное <Тирамису>. Я поковыряла пирожное, сделала глоток и начала вспоминать, как мы съездили в августе в Шарм.