Я - твое поражение (СИ)

Феликс потянулся, желая потрогать мой лоб, но я оттолкнул его руку, запахнув плащ, бросился едва ли не бегом с рынка. Сердце грозило выскочить из груди, так сильно оно ударялось о рёберные стенки, в глазах стояла картина, нарисованная другом: твои ладони, касающиеся женского округлого бедра. Голос. Несомненно тёплый, участливый, спрашивающий — согласна? И глаза вспыхнувшие радостью от ответа!

Я бежал, не разбирая дороги, бежал от себя, от боли, которая поселилась в сердце и подобно эриннии терзала душу. Была ли на то воля богов, не знаю, но я упёрся лбом в родной дом, точнее, в ограду его окружавшую. Мои ноги, помнившие дорогу, сами принесли к месту, которое я отверг, положившись на твою любовь. Мною владело безумие, я обхватил старую оливу растущую у ворот и громко завыл. Вскоре из калитки вышла Меланта, вышла, чтобы выплеснуть грязную воду из медной умывальницы. Я спрятался за дерево, не желая быть узнанным, и тут кто-то схватил меня за плечи.

— Полидевк? Ты? Как?

Брат был сильно пьян, но всё же узнал меня.

— Гефестион? А я принял тебя за вора! Чего стоишь, пошли домой. — Славный добрый Полидевк, под воздействием крепкого вина забыл о моём изгнании и, уговаривая, принялся тащить в дом.

— Идём, идём, нечего здесь стоять, ночи теперь холодные.

— Не могу, пусти, брат!

— Вот ещё! Разве не я научил тебя псовой охоте или как держать дротик, не ты ли перенял от меня словесную науку? Я никогда не обижал грубым словом и не бил без причины! Я твой старший братик, и я тебя люблю!

— Я мертвец!

Чувствуя, как ослабли руки, держащие меня, вырвался, убегая прочь от дома. Месть Асклепия настигла меня раньше, нежели я мог ожидать. Злобный бог, небось хохочет сейчас на Олимпе, разглядывая, как я мечусь по улицам Пеллы. Всему есть предел, даже мукам ревности. Усталый, я свалился у незнакомого дома, неверно задремал, впадая в тревожное состояние, и Пион не замедлил явиться. На этот раз он ничего не сказал, лишь коснулся пальцем моего лба и исчез.

Я провалялся в лихорадке пять дней. Утром, когда добрёл до жилища философа, болезнь уже гнездилась во мне. По заверениям врачей, присланных из царского дворца, моё состояние стало следствием нервного перенапряжения и те справедливо полагали, что с избавлением от горячки, я могу сойти с ума. Но я выздоровел. Проснувшись, вдруг почувствовал, как болезнь исчезла и страшно хочется есть. Приподняв голову, хотел позвать раба и увидал тебя. В мятом хитоне, со спутанными кудрями, ты крепко спал, уронив голову на придвинутый стол. Мирно посапывал между сосудами с лекарствами.

— Александр. — Тихо позвал, и ты встрепенулся.

Мутный от усталости взгляд мгновенно прояснился, бросился ко мне, хватая истончённые болезнью ладони в свои.

— Филэ, очнулся! Хвала Зевсу!

— Александр, — снова прошептал я, чувствуя, как злость уходит и хочется только одного — чтобы ты подольше не размыкал пальцев. Ты же, мягко уложив мою руку на одеяло, подлетел столу.

— Вот, выпей мой бальзам, он придаст тебе сил.

— Я бы лучше поел.

— Сейчас принесут, а пока бальзам. Я сам его готовил, только для тебя. Он очень дорогой.

Пришлось выпить смесь каких-то трав, хотя, сказать откровенно, лекарь из тебя никакой.

— Ты давно здесь?

— С первого дня. Бросил все дела и примчался.

— Надеюсь, Пелла не ушла на дно океана, став второй Атлантидой?

Ты расхохотался таким чистым добродушным смехом, что я готов был считать произошедшее сном, кошмарным, но окончившимся сном.

— Ты шутишь, Гефестион, значит дело пошло на поправку, я рад. А вот и каша. Погоди, я приподниму тебя, так будет удобнее.

Ты кормил меня как ребенка, с ложки, время от временем уговаривая хлебнуть твоего дико воняющего бальзама, а я смотрел в лицо и думал, вот так же он ласкал Калликсену, обжигая взглядом полным желания. Как же велика твоя щедрость, когда ты так бездумно расточаешь дары Афродиты.

— Хватит, можешь возвращаться во дворец.

Доведя себя до тяжёлой грусти, я отвернулся. Нахмурившись, ты отставил миску и продвинулся ко мне.

— Что тебя мучает, филэ? В чем я провинился?

Мне хотелось кричать на весь дом — изменник! Но вместо этого слабо улыбнулся.

— Тебе показалось, лучше поцелуй на прощание.

Ты словно ждал этих слов, подавшись вперёд, соединил наши губы крепким поцелуем. Я торжествовал, мне хватило сил обмануть тебя, отвечая на ласкающие движения языка, я закрыл глаза. Не хотел видеть твоего лживого лица, может быть, позже.

В дни регентства произошло одно событие, которое заставило тебя взглянуть на своего филэ не только как на любовника. Верный клятве, данной самому себе, я не опустился до выяснения подробностей той ночи. Подкупленные слуги все, как один, утверждали, будто бы ты был на высоте, но разве можно им доверять. Знания, причинившие мне столько боли, я мог получить только одним способом.