Я, звездный рыцарь, или Выйти замуж за героя

Эту работу, к удивлению полицейских, неожиданно взяла на себя часть зрителей. Несмотря на запрет привлекать гражданских лиц к военным действиям, дюжине крейсеров и эсминцев просто не хватало времени и мощностей, чтобы отловить всех и отбуксировать в атмосферу соседнего с Уздечкой Седла. И помощь энтузиастов пришлась кстати. На вопрос, почему зрители стали активными участниками событий и махнули рукой на Метеоритные Скачки, кто-то из них весело выругался в прямой эфир:

— Ну, да! Держи карман! Мы ж не дураки! Это мудилы нам такое зрелище чуть не сорвали, а мы их за это люби и уважай? Хрена с два! И потом… Скачки — они не первый раз проходят и не последний. А такое месилово тут раз в миллион лет. Грех упустить и не поучаствовать!

Аргумент был, что говорится, убийственный, и Гурий больше не спорил. Время работало против них — большинство лежащих в дрейфе пиратских кораблей было повреждено. На некоторых из них вышла из строя система жизнеобеспечения, и счет жизни для их обитателей шел на часы, а то и минуты. Кроме того, не стоило забывать и того, что кое-какие явно преувеличивали свои повреждения и сейчас усиленно занимаются ремонтом — мол, пока дойдет очередь до нас, мы успеем кое-что подлатать и улизнем. Этого допустить было никак нельзя — и так почти треть пиратского флота благополучно удрала с места событий. А ведь, кроме подбитых судов, были рассыпанные тут и там среди обломков абордажные боты всех моделей — от одно-двухместных «Комаров» до грузовых «Шершней», не говоря уже о плававших в вакууме скафандров с заключенными в них живыми людьми.

Подумав об этих людях — некоторые из них к тому моменту, как подоспеет помощь, уже будут мертвы — Гурий не выдержал и разослал ориентировки на предмет розыска среди живых и мертвых тел одного мужчины земного типа лет примерно тридцати. Голубоглазый, рыжеволосый, особых примет нет, за исключением характерного квадратного старого шрама на правом предплечье — след от вырезанного несколько лет назад следящего чипа. В течение следующих шести часов ему поступили сведения о восьми рыжеволосых голубоглазых мужчинах подходящего возраста, но Шоррена среди них не было. Ни среди живых, ни среди мертвых.

Страх. Вот что движет человеком испокон веков. Страх смерти. Страх совершить ошибку. Страх потери. Страх перемен. Страх оказаться смешным, неловким, ничтожным. Нет людей, которые никогда ничего не боятся. Есть люди, которые умеют преодолевать свой страх — и те, кого преодолевает страх.

Шоррен боялся.

Сначала был страх удара в спину — по улетающей «Осе» вполне могли бы пальнуть просто от безысходности и злости. Потом был банальный страх налететь на ракету. Затем, когда основной театр военных действий остался позади, пришел третий страх. Страх смерти. Не той, мгновенной, от которой ему удалось улизнуть, а другой, медленной и неотвратимой.

Абордажный бот шел в глубокий космос. Сенсоры регистрировали увеличение расстояния. Картинка боя постепенно уменьшалась. Вот уже не только отдельные плавающие в вакууме тела и обломки, но и подбитые катера и абордажные флайеры уже почти не видны, а более крупные суда кажутся светящимися точками. Где-то среди них — уже не распознаешь на таком удалении — остался «Вольный Ветер». Что с ним? Уцелел ли капитан Бодяга? Как себя чувствует Минк? Остальные?

Он покосился на половину мертвого тела. Выстрел из бластера обуглил края разреза, так что ни крови, ни запаха, да и видок…уголь и уголь, что с него взять? Все, что осталось от человека. И ведь не выкинешь. В открытом космосе люка не распахнуть.

В открытом космосе. «Оса», конечно, защищена и довольно устойчива, но это абордажный бот. Он не может долго продержаться в вакууме. У него практически отсутствует система жизнеобеспечения, до минимума сведена защита от радиации, да и запас топлива невелик. Полетать в атмосфере, где среда не так агрессивна. Сделать пару-тройку ходок от одного корабля до другого — на большее она не способна. Еще два-три часа — и начнут отказывать все системы. Сначала понизится уровень кислорода. Потом начнет падать температура. Затем кончится топливо. К тому времени пилот будет терять сознание от удушья и клацать зубами от холода. Еще через полчаса, самое большее через час после того, как кончится топливо и погаснет аварийное освещение, космический холод и кислородное голодание прикончат пассажира вернее выстрела в упор. А он не сможет даже активировать скафандр с собственной системой защиты. Ведь скафандр-то остался снаружи. На беглеце только обычный обтягивающий комбинезон и плотные носки.

Черт, стоило об этом подумать, как он понял, что начал замерзать. Пожалуй, холод доберется до него быстрее, чем асфиксия.

Все мы совершаем глупые поступки и ошибки. От этого никто не застрахован. В этом, если можно так сказать, состоит закон жизни — учиться на своих или чужих ошибках. Однако иногда ценой за уроки становится твоя жизнь.