— А во-вторых… среди арестованных есть некий Шоррен Ганн. Он… в некотором роде мой протеже. Я познакомился с ним полтора года назад на планете Гудзон. Он… отбывал там срок. То есть, уже отбыл и сменил статус каторжника на статус колониста. Поскольку это все было официально, то я счел себя вправе помочь ему покинуть Гудзон. Гражданин Ганн изъявил желание стать полицейским. Я… помогал ему в этом, пока не случился досадный инцидент. Всплыли кое-какие факты… которым почему-то придавалось неоправданно большое значение. Все дело в том, что точную дату рождения Шоррена Ганна установить было невозможно. Он сирота, воспитывался в детском доме. После побега много времени провел в глубоком космосе и при аресте его возраст записали на глазок. Но из-за «Я-эффекта» ошиблись… почти на год. Из-за этой ошибки Шоррен оказался младше, чем есть на самом деле и потому избежал… хм… смертной казни. Как несовершеннолетнего — по документам — его приговорили всего-навсего к каторжным работам. Но потом, уже здесь, в цивилизации, нашлись в полицейской академии люди, которые решили проверить информацию и в старых документах отыскали зацепку. Я не знаю, кому и чем так насолил курсант Ганн, но на основе той ошибки его снова признали виновным. Причем, не просто виновным, но и беглым каторжником. Вы знаете наши законы — в случае обнаружения ошибки прежний приговор отменяется и вступает в силу новый. По этому новому приговору предполагалось посадить курсанта Ганна под арест на те несколько месяцев, которые он не дотянул до своего настоящего совершеннолетия тогда, тринадцать лет тому назад, а потом наказать второй раз за то же самое! Только теперь наказание для него будет, как для совершеннолетнего. То есть, смерть!
Начав говорить спокойно, даже неуверенно, постепенно Гурий распалился и последние слова выкрикнул оперативнику в лицо с такой страстью, что тот невольно напрягся. В глазах его вспыхнул алый огонек, делающий человека похожим на боевого киборга.
— Это закон, — медленно произнес оперативник.
— Это неправильный закон! Закон, который имеет обратную силу! Совершеннолетним был курсант Ганн в момент вынесения приговора или нет, он искупил свою вину перед обществом. И мы должны предоставить ему шанс начать новую жизнь. Помочь человеку вернуться к людям, а не топить его, вспоминая прошлое. Он всего-навсего хотел жить. И хочет сейчас. Он не преступник. Он имеет право на человеческое отношение, у него есть права. И… я ему верю. Сейчас он в тюремном госпитале. В тюремном! Откуда у него есть два выхода — в камеру, дожидаться смерти или на свободу, потому что прошли, демоны меня побери, эти проклятые месяцы почти уже прошли, пока я гонялся за ним по всему рукаву Галактики! Осталось каких-то несколько дней. Тех самых дней, которые нужны для проведения операции.
— А почему, позвольте вас спросить, вы за ним гонялись? Он сбежал?
— Да. Потому что испугался. Что один человек с запятнанной репутацией может сделать против системы, которая вознамерилась его уничтожить? Его стали преследовать…
— Кто?
— Я не успел распутать всю цепочку, но запрос отправил куратор их группы по инициативе нескольких своих подопечных. Сама идея принадлежала курсанту Гансу Флегмачеку, чье любопытство чуть было не испортило курсанту Ганну жизнь…
— Вашему практиканту? Вы знаете, что он написал на вас донос? И этот донос попал к нам почти на сорок часов раньше, чем ваш отчет? И в нем ваши действия представлены несколько в ином свете. Чуть ли не сознательным саботажем и… попытками скрыть свои собственные… проблемы. Довольно подробный и интересный отчет, — начальник поискал в файлах документ, вывел его на отдельное окошко, чтобы Гурий мог ознакомиться с ним. — Копия была отправлена… по запросу, — последовал кивок в сторону представителя Седьмого отдела, — вместе с остальным вашим досье. Для ознакомления.
Ошеломленный Гурий по диагонали пробежал глазами первые несколько страниц. Заметив на одной из них фамилию старшего помощника Ковача, он оцепенел. Мир словно остановился.
— Это…
— С «этим» будет отдельное разбирательство. К сожалению, согласно вашему же отчету по практике упомянутого курсанта Флегмачека и данным этому юноше характеристикам с места учебы мы не имеем права не аттестовать его как полицейского и, в случае запроса, не можем не принять на работу… при наличии вакансий. Юношеский максимализм. Это тяжелое отклонение, но довольно распространенное и излечимое. Со временем он поймет, что мир состоит не из черного и белого. Что есть полутона, оттенки и… краски другого цвета. Если же он этого не поймет… тогда о службе в Интергалакполе ему придется забыть. Ибо мы, являясь проводниками закона, работаем в первую очередь с людьми. А люди слишком сложные… организмы, чтобы втиснуть их в рамки законов.
— Что же будет?