Я, звездный рыцарь, или Выйти замуж за героя

— Брошу ненужного человека. Брошу балласт, который мешает в работе. Вам понятно? Избавлюсь от лишнего, как вы все поспешили избавиться от курсанта Шоррена Ганна! И не надо пылать благородным негодованием, курсант! Вероятность ошибки в обоих случаях примерно одинакова. Так что не вам бы рассуждать о том, правомочно ли бросать людей на произвол судьбы!

Он мог бы сказать многое, но сдержал свой порыв. В конце концов, они еще не вышли в открытый космос, он не видел этого Флегмачека в деле. Вдруг он тоже не настолько плох? Вдруг, получив шанс, поймет, как сам был несправедлив?

— А теперь слушайте мой приказ, курсант. Отправляйтесь в аудиторию номер 3-16, - ткнул пальцем дальше по коридору, — и набросайте мне план нашей работы. Какие системы мы можем и должны посетить, какие сектора пересечь, где стоит задержаться подольше, и, самое главное, сколько контрабандистов и «черных» звездопроходцев мы должны там встретить. Точка отсчета — система Медузы. Дальше — к Магелланову Облаку. Курс по вашим расчетам будет прокладывать навигатор. Так что не зарывайтесь. Через два часа вызовите меня и представьте черновой вариант.

По хорошему такой план составляют не за два часа, а за два дня, поднимая сводки за последнюю неделю — где, сколько и какие корабли проходили в этот отрезок времени. Но шеф дал ему сорок часов вместо недели и еще всучил этого типчика. Так что пусть пеняют на себя!

Благие намерения — это хорошо, но надо еще и суметь их осуществить. Древние говорили, что именно они устилают дорогу в преисподнюю. Шоррен не знал точно, что такое пресловутый ад, но, побывав в тюрьме и на каторге, не был уверен, что это такое уж плохое место.

Пока «Вольный Ветер» стоял на приколе вместе с другими кораблями. Их становилось с каждым днем все больше — Метеорные Скачки приманивали не только гонщиков, но и зрителей, а также мелких торговцев, ремонтников, авантюристов всех мастей и тех, кому просто легче затеряться в такой толпе. Уздополис бурлил — столько народа тут, наверное, не было уже лет десять. Все поделились на клиентов и тех, кто оказывает им услуги.

В такой толчее нечего было и думать отыскать конкретного человека, но так уж вышло, что нужные люди находили друг друга сами. К капитану Бодяге то и дело приходили в гости разные люди и нелюди, да и он сам время от времени, взяв с собой одного-двух сопровождавших, отправлялся «погостить».

Шоррена терзало любопытство. Он чувствовал, что затевается нечто грандиозное, но спросить не решался. Минк ему не доверял даже после «испытания». Наоборот, пел капитану в уши, что Шоррен во время захвата базы вел себя подозрительно — держался в стороне, подозрительно долго копался в диспетчерской. И сейчас, оказавшись «на грунте», тоже ведет себя странно, как будто чего-то или кого-то ищет. Кончилось тем, что и сам Бодяга стал бросать на парня подозрительные взгляды. А раз капитан косо смотрит, то и команда, как правило, начинает тебя сторониться.

В результате Шоррен опять оказался в одиночестве. Но если на корабле деваться было некуда, кроме как запереться в своей каюте и молиться, чтобы хоть поход до гальюна обошелся без приключений, то на планете было больше свободы. Руду и технику удалось продать по довольно хорошей цене, так что каждый член экипажа получил на руки кругленькую сумму. У Шоррена эта сумма неожиданно оказалась в полтора раза выше, чем у рядового абордажника и, по сути, равнялась ставке второго пилота, доставившего десант к базе, а потом забравшего всех вместе с добычей. Само собой, это не добавило любви новых соратников, и тратить деньги парень отправился в полном одиночестве.

Новые кредитки жгли ему руки. Давно он не имел на руках столько наличности. В детстве и юности, до того, как попал за решетку, ему даже коллеги-пираты не доверяли. Мол, разве зеленый пацан знает цену деньгам? То же самое на Гудзоне. Бригада зарабатывала достаточно, но три четверти произведенной продукции тут же обменивалось на продукты, топливо, запасные части и оружие. На руках после взаимозачетов оставалось столько, что при дележке каждому причиталось бы по две-три кредитки. За год удавалось скопить, таким образом, самое большее тридцать кредиток на брата, при том, что билет в один конец с Гудзона до ближайшей планеты стоил в два раза больше. Не лучше обстояло дело в полицейской академии — стипендия составляла всего сорок пять кредиток в месяц, из них большинство тратилось на разные мелочи. А тут на руках сразу оказались полторы сотни. Было, от чего закружиться голове.