Читаем Ядовито-розовая ручная граната (СИ) полностью

Происходящее в равной степени захватывало и ужасало. Прежде Шерлок никогда не уделял такому явлению, как судороги, пристального внимания. В те редкие, преходящие моменты, когда они были значимы для расследования – отравления зачастую сопровождаются мышечными спазмами – он представлял охваченный ужасом разум, все осознающий, в то время как «транспорт» растворяется в вихре противоречивых импульсов. Он полагал, что будет в полном сознании, но отрезан от мира, будто стеной, ввергнутым в хаос телом, способным воспринимать окружающую действительность, но не имеющим возможности с ней взаимодействовать.

Он ошибался.

Его как будто выключили. Все попросту – исчезло. Вот он наблюдает за Джоном, отдающим распоряжения медсестрам голосом напряженным, но твердым, как у солдата в критической ситуации. Друг являл собой захватывающую картину. Властный и, несмотря на все усилия сдержаться, резкий; в пижаме и ботинках с развязанными шнурками, но все равно производящий впечатление человека, чье право распоряжаться не ставится под сомнение.

И в мгновение ока все изменилось. По телу прокатилась волна онемения: пальцы, руки, грудь, губы отказались повиноваться; мышечный спазм выгнул спину. Воздух вырвался из легких криком, и мир вокруг поглотила тьма. Несколько секунд он оставался один во мраке, полном отдаленного гула и глухой боли, а затем и это исчезло.

Следующее, что он осознал: он сидит на больничной койке, крепко стискивая руку медсестры, а к плечу его прикасается теплая ладонь. Майкрофт, чей пиджак валялся в углу точно груда тряпья, стоял по центру палаты, напряженно всматриваясь в брата, но Шерлок совершенно не помнил, когда тот приехал, и был уверен, что прежде медсестер вокруг было меньше. И разве не был он только что в больничном коридоре?

В крови колюче и жестко бурлил адреналин, из-за чего сосуды, казалось, набухли под кожей; дыхание быстро и резко срывалось с пересохших губ. Стиснутые зубы обнажились в оскале, спина согнулась в попытке отстраниться. По каждому нерву до единого бежал ужас, разрушительный и безотчетный, пока разум Шерлока отчаянно пытался осознать, что происходит.

И сквозь все это доносились, омывая его, слова Джона, тихие и знакомые. Друг говорил взвешенным и ровным тоном человека, привычного обращаться к тем, кто истекает кровью на песках пустыни, в равной мере давая обещания как уже мертвым, так и умирающим.

- … в порядке. Я знаю, что ты сейчас ничего не можешь понять, но они только хотят тебе помочь. Поверь мне.

- Джон? – сглотнув, Шерлок почувствовал привкус крови. Прикушенный язык саднил, а пульсирующая высокочастотная боль в голове теперь вступила в соперничество с низким гудением утомленных, ноющих мышц. Он словно пробежал марафон. Болело все, от крупных бедренных мышц до тонких, словно ленточки, межреберных, напрягаясь и вздрагивая, когда его затрясло, как в ознобе.

- Я с тобой, все в порядке, - пробормотал Джон, улыбаясь, но улыбка эта не отражалась в глазах. Он пристально изучал лицо Шерлока, пытаясь уловить все, что могло подсказать выражение знакомых черт. К какому бы выводу ни пришел друг, увиденное его, похоже, устроило, поскольку рука на плече Шерлока сжалась, и прикосновение это отдалось в теле призрачной дрожью. – Теперь отпусти медсестру.

Моргнув, Шерлок уставился на собственные пальцы, все еще сомкнутые на руке молодой женщины. Медсестра, надо отдать ей должное, даже намеком не показывала, что ей больно или что она напугана, и отмахнулась с улыбкой от извинений, когда он разжал хватку.

- Что… – Шерлок прижал ладонь ко лбу, опускаясь на подушки и силясь выбить из пустой, как чистый лист, памяти хоть какие-то сведения. Все, что ему оказалось доступно – обрывочные ощущения «опасность/конфликт/враждебная обстановка», в чем не было никакого смысла. – Что произошло?

Джон шагнул назад, давая дорогу продолжившим хлопотать вокруг друга медсестрам. Под взглядом Шерлока он рухнул на ближайший стул и подвинулся к постели настолько близко, насколько это представилось возможным, не перегородив при этом доступ медперсоналу. Вглядываясь в усталые черты его лица, детектив попытался понять по ним хоть что-то, помимо того, что друг встревожен, но разум его по-прежнему безжалостно отказывался работать, затерявшись где-то между беспокойством и паникой, когда рядом появился Майкрофт, напряженный и бледный.

- У тебя был приступ другого типа, - объяснил Джон, потирая лицо руками прежде, чем продолжить, и теперь он говорил уже как доктор Ватсон, излагая факты, словно знал, как ценны они были для истерзанного разума Шерлока. – Судорожный припадок. Ты лишился сознания, у тебя были сильнейшие мышечные спазмы. Если сейчас все болит, то из-за этого.

Нахмурившись, Джон смотрел, как одна из медсестер берет левую руку друга. Катетер вошел в вену острым змеиным укусом, и Шерлока подключили к капельнице.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература