Читаем Ядовито-розовая ручная граната (СИ) полностью

Когда он осознал, как важен для него Джон, что он – неотъемлемая часть жизни и может стать намного большим, было уже слишком поздно. Друг с энтузиазмом увивался за Сарой, за Джанетт и прочими, а Шерлоку оставалось только смириться с упущенными возможностями. Он пытался найти утешение в мыслях, что между ними лишь дружба и не более того, а если ловил себя на том, что разглядывает Джона украдкой, когда тот не видит, - тут же себя останавливал. Теперь же у Шерлока начало складываться впечатление, что он ошибся.

Он опустил веки, отгораживаясь от проплывающего над ним потолка. Проклятье! Ему необходим был весь разум в полной мере, а не то, что осталось – наполовину отрешенное, затуманенное лекарствами, придавленное безостановочно гудящей в черепе болью нечто.

Но первым делом нужно разобраться с этим отвратительным жалким состоянием, убраться отсюда и вернуться на Бейкер-стрит – к нормальному ходу вещей. Быть может, когда он снова станет самим собой, будет не разрушенным, рассыпавшимся на части созданием, но цельным и способным управлять своим телом, - он сможет уделить все свое внимание Джону и этой новой, нежданно возникшей вероятности.

Он должен был разглядеть ее раньше. Ведь если на то пошло, Джон раскрывался перед ним не только в стенах больничной палаты. Он был рядом с Шерлоком все это время, не просто замирая взволнованной тенью у ложа больного - нет, его присутствие было реальным и ощутимым, Джон крепко обхватил друга и не отпускал, без колебаний помогая выстоять в схватке с мигренью.

Возможно, Шерлок уловил это той частью своего разума, что не затерялась в боли и какофонии спутавшегося восприятия. Сны во время приступов были яркими и осязаемыми всегда, а ясность - лишь редкой в них гостьей. Руины и хаос в разбитых стенах чертогов разума были обычным делом, но никогда прежде не доводилось ему видеть нечто нерушимое в самом их ядре. Никогда прежде не было некой незыблемой силы, несгибаемой и способной уберечь хоть немногое от уничтожения. И все же, Джон из его снов был такой же постоянной величиной, как и тот, что в реальности – всегда рядом, ни разу не подводивший и близкий в куда более интимном смысле, чем могло подразумевать простое вожделение.

Кровать остановилась у кабинета компьютерной томографии, и медсестры откатили ее к стене, ожидая, когда закончат с предыдущим пациентом. Они молча стояли рядом, оставив Шерлока наедине с его мыслями, какими бы те ни были.

Джон хотел его поцеловать. Это желание ясно читалось во всем – от потемневших глаз до того, как округлились его плечи - но почему? Возможно, причина сама по себе была не столь важна по сравнению с действием, но выяснение мотива всегда являлось для Шерлока жизненной необходимостью. Рожденный волнением порыв? Или то был сдвиг в отношениях врач-пациент, и именно из-за этого рассыпались выстроенные меж ними барьеры? Поднимутся ли они вновь, когда Шерлок поправится полностью? Быть может, ему придется вернуться к прежнему: наблюдать за тем, как Джон приударяет за очередной юбкой, и не обращать внимания на изредка брошенный в его сторону разгоряченный взгляд?

- Я ошибался.

Открыв глаза, он увидел Майкрофта, возникшего, словно из ниоткуда, у его постели. Шерлок знал, что на деле брат просто подошел, незаметно и тихо, но все равно на какое-то мгновение почти смог понять, почему тот вызывал у него семилетнего такое восхищение – до того, как удрал, бросив его на милость мигрени, психоаналитиков и поведенческих тестов.

- Что? – хрипло спросил Шерлок, приподняв голову над подушкой и пытаясь вникнуть в сказанное братом. Подобные слова не часто срывались с его губ. Поскольку единственным ответом стала лишь искривленная бровь – они оба терпеть не могли повторяться - Шерлок улегся обратно и произнес холодно и ровно: - Ты часто ошибаешься, но редко это признаешь. Мне стоит отпраздновать это событие?

- Сарказм вернулся к тебе уже в полной мере, - пробормотал Майкрофт, рассеянно обхватывая пальцами металлический бортик кровати – видимо, за неимением зонта. – Я ошибался насчет Джона.

- Да, с первой вашей встречи, - произнес Шерлок, прокручивая фразу в голове слово за словом. – Это же ты всегда строил о нем самонадеянные допущения.

- Это не так, - Майкрофт побарабанил пальцами по металлу, создавая слабым постукиванием мелодию, причудливую и легкую, напоминающую о раннем Моцарте. – Поначалу я счел, что он может стать полезным инструментом в моих руках, но его мгновенно возникшая непоколебимая преданность тебе поставила на этом крест. Тем не менее, я продолжил рассматривать его, как… - Майкрофт помедлил, и Шерлоку было очевидно, что тот сейчас тщательно выбирает слова. Брат не делал неопределенных жестов, облекающих невысказанное в некую форму – он никогда бы не позволил себе быть столь неточным. Майкрофт был мастером словесной архитектуры, до чрезвычайности осторожным, и потому Шерлок нередко ловил себя на том, что прислушивается к невысказанному столь же внимательно, как и к тому, что прозвучало вслух.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература