Читаем Ядовито-розовая ручная граната (СИ) полностью

- Говори, что хотел сказать, - наконец, резко, хоть и не особо убедительно, бросил он. – Я сейчас слишком измучен, чтобы разгадывать твои намеки.

- Я посчитал, что он – нечто временное, преходящее. Кто-то, прибившийся к тебе на пути. Ты вел, он следовал за тобой, - Майкрофт опустил взгляд на руки, губы его сложились в натянутой улыбке, говорящей скорее о неловкости, нежели о радости. – Я не осознавал, насколько необходимым он стал для тебя. Для твоего счастья.

- Для моего счастья? – повторил Шерлок, не трудясь избавить тон от проникшей в него тяжелой усталости и прижав к ноющему лбу ладонь. – С каких пор оно стало тебя волновать? Мои работоспособность и повиновение – все, что тебя заботит.

- Ты действительно так считаешь? – спросил Майкрофт, и в голосе его была едва различимая дрожь. Не насмешка, скорее нечто близкое к искреннему огорчению. Намеренная манипуляция или проявление чувств? Шерлок знал, что первое вероятней, но быстрого взгляда на брата хватило, чтобы усомниться. Тем, кого он пытался заставить плясать под свою дудку, Майкрофт смотрел прямо в глаза в попытке изобразить кристальную честность. Подлинные же эмоции расценивались им как нечто, чего стоит стыдиться. В те редкие моменты, когда брат признавал, что испытывает их, он выглядел точно так же, как сейчас: опущенный взгляд, голова чуть повернута – словно не мог набраться мужества и посмотреть своим чувствам в лицо.

- К чему этот разговор? – спросил Шерлок, перекатывая голову по подушке и силясь направить возможности своего разума на выполнение одной простой задачи: наблюдение. – Ты же вел к чему-то, иначе ты бы просто промолчал.

Майкрофт расправил плечи, словно беря себя в руки, подтянулся, и Шерлок заметил, как дернулся его кадык, прежде чем он начал говорить.

- Джон Ватсон обладает многими достоинствами, которые, возможно, я проглядел. Однако проницательностью он не отличался никогда.

Майкрофт внимательно посмотрел брату в глаза.

- Твое поведение, твоя от него зависимость – совершенно тебе не свойственные, даже в таком состоянии – мне говорят красноречивее всяких слов о том, как ты к нему относишься, но твой посыл, вероятно, теряется среди сомнений, что испытывает сам Джон, - он вновь опустил взгляд на собственную руку, сжимающую бортик кровати. – В какой-то момент, как бы ни было тебе это трудно, придется прямо объяснить, что именно ты чувствуешь.

- Хочешь сказать, как ты сейчас? - пробормотал Шерлок с намеком на саркастическую усмешку и стиснул зубы. – Если бы я считал, что от этого будет толк, сказал бы тебе не лезть в то, что тебя не касается.

- Твоя жизнь меня касается, - без промедления ответил Майкрофт. – Ты мой младший – мой единственный – брат. Кому было заботиться о твоем благополучии, пока не появился Джон, как не мне?

Вспышка эмоций была сдержанной, но все равно шокировала - не столько своим смыслом, сколько тем, от кого именно она исходила. Тому, что Майкрофт нечасто обсуждал подобные вещи, предпочитая уклоняться от прямого ответа и прятать свое беспокойство за невыносимым авторитарным вмешательством в повседневную жизнь Шерлока, были свои причины. И все же вот оно – неосторожное высказывание, раскрывшее подлинное отношение, а с ним вместе – ослабление самоконтроля, столь ненавистное им обоим. Сантименты вынуждают человека полагаться на других – открывают слишком много и в то же время совершенно недостаточно. Причины для взаимной холодности были у обоих братьев, и Шерлок поймал себя на том, что с настороженностью смотрит на Майкрофта, пока тот поправляет галстук и откашливается.

- Поначалу то, как откровенно восхищается тобой доктор Ватсон, меня позабавило. Мне казалось, что эти чувства обречены на провал, учитывая полное отсутствие интереса с твоей стороны. Я готов был вмешаться, если он станет слишком назойлив или если пойму, что он как-то пытается на тебя давить.

- Джон? – полным сомнения тоном спросил Шерлок. Двери в кабинет КТ открылись, и оттуда выкатили предыдущего пациента – старик, в больнице вторую неделю, неизлечим.

- Да. Опасения не имели под собой оснований. Сейчас я это понимаю, - ответил Майкрофт, отступая назад, чтобы медсестры смогли развернуть кровать и провезти ее через двери, и последовал за ними, держась рядом с изголовьем. – Он не боится открыто выражать неодобрение некоторым наименее приятным из твоих качеств, но он не пытается заставить тебя поступать по-своему. Напротив, совершенно очевидно, что временами само его присутствие побуждает тебя быть лучше, - он поднял бровь и снова встретился с братом глазами; на сей раз взгляд Майкрофта был серьезен и многозначителен. – Полагаю, он – единственный, кому это удалось.

Не говоря ни слова, Шерлок подвинулся к томографу и перебрался на подвижную кушетку, укладываясь на ней, как потребовали. Какое-то время медсестры шустро готовили его к процедуре, вполголоса обсуждая что-то про работу почек и введение контрастного вещества, а затем внимание детектива снова переключил на себя Майкрофт.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература