Яик-Горынович

Вскоре на улице послышался скрип саней, лошадиное ржание, многочисленные людские голоса. Еще через несколько минут в помещение, отряхивая с одежды снег и оббивая у порога сапоги, лапти и валенки, ввалилась живописная толпа странников, среди которых была женщина, по виду из благородных, со спутанными веревкой руками. Все были вооружены и вели себя вызывающе. В переднем Григорий Закладнов сейчас же узнал своего знакомца, яицкого казака Петра Красноштанова, принимавшего активное участие в прошлогоднем восстании.

– Петр Иванович, здрав будь, дорогой! Откель путь держишь? – обрадовался при виде земляка Закладнов. – Я думал, схватили тебя старшины, в Яицкий городок на расправу увезли. Ты ж у нас в прошлом году за старшого был, помнишь?

– Бог миловал, Григорий, вишь, скрываюсь, – перекрестился старый казак. – Не думал, не гадал, что на старости лет, как лисица все одно, по степям прятаться буду, в земляных норах жить! Эх, довели казачество до ручки душегубы Катькины, чтоб ей пусто было…

– Будет, дай срок! – уверенно пообещал Григорий.

Вновь прибывшие дружно расселись за столом, потеснив братьев Закладновых. Женщина, бывшая с ватагой, так и осталась скромно стоять у входа.

– Энто пленница наша, немка, – кивнул в ее сторону Петр Красноштанов. – Ты бы ее запер где на время, слышь, Еремина Курица. Да так, чтобы не утекла.

Оболяев поманил женщину за собой в другую комнату. Там обычно останавливались проезжие господа. Закрыв дверь на ключ, вернулся к гостям. Хозяйка уже тащила из чулана харчи, загромождая стол салом, вяленой рыбой и разносолами. Уметчик вынул из шкафа недопитый с казаками Закладновыми штоф водки.

– Откуда путь держите, служивые? – поинтересовался он у Красноштанова.

– Откуда путь держим, тебе об том знать не след, – уклончиво ответил старый казак. – А только наслышаны мы про какого-то купца казанского, который у тебя в декабре месяце обретался. Прозванием Емельян Иванов сын Пугача… Так вот, люди на Яике сказывали, что будто бы не купец то вовсе был, а доподлинно царь-император Петр Федорович по исчислению – Третий. От смерти будто бы с божьей помощью спасшийся, когда его десять лет назад в Петербурге гвардия с престолу свергла… Так это или нет, Степан Максимович?

– Доподлинно так, Петр Иванович, – кивнул головой Оболяев. – Был у меня на умете сей человек, гостил проездом в Яицкий городок, где он рыбу на продажу покупал… Признался мне самолично, что он будто бы доподлинный император Петр Федорович, из Царьграда в наши пенаты прибывший. Хотел порадеть за войско Яицкое, прослышав про наши нужды и полный разор. Намерение имел увести казаков на Кубань к турецкому султану, куда раньше казаки-некрасовцы с Дону подались.

– Здорово! – вскрикнул от восторга эмоциональный Ефрем Закладнов. – Пущай он только объявится здеся у нас на Яике, а мы враз его примем и всем войском на Кубань утечем. Так тому и быть! Верно я говорю, Григорий? – обратился он за поддержкой к брату.

– А нам теперь куда ни кинь, всюду клин! – согласно кивнул головой старший брат. – Согласны хоть в Турцию бечь, хоть в Персию.

– Пускай цар бачка придет, скажет, – всем урусам секир башка будет! – гортанно пророкотал, ничего не поняв в разговоре казаков, татарин Ахмет и разбойно ощерил острые клыки-зубы.

– Замолчи, нехристь, у тебя не спрашивают, – прикрикнул на него казак Федька Слудников по прозвищу Алтынный Глаз. – Ты в наши казачьи дела не суйся, твое дело исполнять, что велено, а уж решать мы будем… К тому же не все русские одинаковые. Мы ведь тоже как-никак хрестьяне.

– Ваш брат казак не будем резат, – продолжал доказывать свое бестолковый татарин. – Урус все остальной – наш враг. Никарош урус! Ахмет будет все урус секир башка резат! Барин, поп – черный ряса, большой бачка – началнык, пристав, солдат – все!

– Что с ним толковать, – безнадежно махнул рукой старик Красноштанов. – Им ихние муллы головы задурили, на русских весь век натравливают, а господам в Петербурге то и на руку. Верно в старину сказывали: «паны дерутся, а у холопов чубы трясутся!»