– Нетути его еще, – мотнул головой молодой казак, начальник дозора. – Сами ждем не дождемся надежу-государя, вот-вот из Мечетной слободы прибыть должен. Уметчик Еремина Курица вместе с ним в Мечетную отъехал, а из начальства на постоялом дворе один Евлампий Атаров, атаман наш. До него и правьте.
Приезжие прямиком направились на Таловый умет, где в отсутствие Степана Оболяева полновластной хозяйкой расхаживала его жена. Ей помогали по дому двое крестьян из ватаги Евлампия Атарова да еще несколько приблудных оренбургских бродяг, которых всегда было полно на умете Ереминой Курицы. Он их привечал, давал приют и защиту, укрывал, когда было нужно, от сыскных правительственных команд, а они за это помогали ему по хозяйству, денно и нощно батрачили задарма – за еду да кое-какую одежонку, что покупал им на базаре в Яицком городке сердобольный хозяин.
Атаман Евлампий Атаров с Ефремом Закладновым и казаками, свободными от дозоров, да беглый молодой крестьянин из-под Арзамаса Тимоха расположились во дворе под навесом вечерять.
– Хлеб да соль, служивые, – поздоровались с ними въехавшие во двор на телеге Максим Шигаев с Денисом Караваевым.
Караваев не спеша, степенно сошел на землю, Шигаев спрыгнул молодо, залихватски заломил на ухо каракулевую папаху, независимо окинул проницательным оком рассевшееся под камышовым навесом общество.
Жена Оболяева шепнула что-то одному из сгребавших у ограды сено в большой стог оборванцу, и тот, бросив вилы, прытко кинулся распрягать лошадей приехавших казаков. Евлампий Атаров со своими сдержанно поздоровались с приезжими, потеснились нехотя за столом, давая место.
– Сидайте, гости дорогие, вместях с нами снедать, – пригласил Атаров. Потянулся за баклагой с водкой. – Выпейте с дороги, чай нонче не пост, можно.
Хозяйка подала гостям расшитые петухами рушники на колени, две вместительные деревянные ендовы под водку и деревянные ложки. Пожилая баба-работница, жинка одного из оборванцев, скрывающихся на умете, принесла от летней печи дымящуюся чашку щей, затем – вторую.
Евлампий Атаров подал знак своему человеку, Тимофею Арзамасцу, и тот притащил из погреба свежую, тяжеловатую, наполненную под горлышко пенником глиняную баклагу. Умело разлил хмельное зелье по корчажкам, жбанам, ендовам и чашам, из чего пили сидевшие за широким деревянным столом веселые бражники.
– С богом, молодцы-удальцы, за батюшку императора, век ему жить и здравствовать! – произнес витиеватый тост атаман ватаги, и все дружно опрокинули в себя свои посудины.
Выпили водку и Шигаев с Караваевым, осенив себя двуперстным крестом по-старообрядчески, принялись хлебать щи. Когда все хорошо подзакусили, Евлампий Атаров вновь мигнул Арзамасцу:
– Давай, Тимоха, по второй. Ворон не лови за столом… За императора выпиваем.
– А че мне их ловить, когда я и сам как есть по фамилии Воронов, – ухмыльнулся на слова атамана крестьянин.
– Ну ничего, брат, у меня орлом будешь! – пошутил Атаров.
Когда выпили по второй, Максим Шигаев, осмелев, развязно спросил знаменитого атамана, о котором давно ходили по Яику легенды:
– Так вы, стало быть, Евлампий Михайлович, самому императору Петру Федоровичу Третьему преклонились? Приняли его за царя и, стало быть, коменданту Симонову не подчиняетесь?
– Мы не токмо Симонову, но самой Катьке в Питере не подчиняемся! – гордо ударил себя в грудь кулаком Атаров. – Гори она ясным огнем, потаскуха эта, Подстилка Гришки Орлова, лиходея, который батюшку, благодетеля нашего Петра Федоровича с престолу законного сковырнул.
– А доподлинный ли он государь, Петр Федорович ваш? – встрял в разговор Денис Караваев. – Сумнение нас, казаков в Яицком городке, берет.
– А ты, дед, не сомневайся. Казак ты али не казак? – панибратски хлопнул его по плечу Атаров. – Буде над нами паны поизгалялись в прошлом году. Помнишь, небось, как стреляли в нас пушками с картечью? Сколько казаков на белый снег мертвыми положили, скольких солдатскими штыками перекололи да конями перетоптали? Скольких под лед Яика-Горыныча покидали, скольких повесили, наказали кнутьями да в Сибирь на вечную каторгу угнали?.. Доколе кровопийцев-дворян терпеть на своем хребте будем, казаки?! Сомнение вас берет, подлинный ли царь-государь объявился?.. А рази ж не подлинный, не природный царь пойдет на такой крест? На такую муку? Зачем?.. В чем тут ему корысть? На плаху буйну головушку положить?.. Эх, дед! Старый ты человек, а того не разумеешь, что зазря рисковать своей башкой ни один бродяга не станет. Лучше он весь век по лесам, как бирюк, бегать будет, а на такое дело ни в жисть не пойдет. На такое только всамделишный надежа-государь решиться может.
– Правда твоя, атаман! – дружно зашумела его пьяная ватага. – Умрем за тебя и за батюшку Петра Третьего… Веди нас на Яицкий городок!